— Страх, Измини, — это болезнь. Она поражает нервы, иссушает мозг, чувствуешь внутри беспрестанную дрожь. Это очень тяжелая болезнь, она парализует тебя и отупляет. Такое состояние ничего общего с жизнью не имеет; с каждым днем тебя все глубже и глубже затягивает трясина. Стремление уцелеть слишком дорого обходится. Признаюсь тебе честно, меня изводил страх. Сейчас я дошел до второй стадии — мне стыдно. Вчера я весь день пролежал под кроватью — что-нибудь подобное ты ожидала от меня? А сегодня я оказался в этом чулане, как негодный хлам. Но сдаваться нельзя…

Измини осторожно положила руку ему на голову. Она не ласкала его. Стиснув зубы, она держала руку, словно на раскаленной печи. И Ангелос, ощущая непосильную тяжесть у себя на голове, старался выдержать эту муку; так осужденный молча переносит пытки. А может быть, она жалела его? Этого Измини сама не знала.

— Но все же мы можем устроить как-то нашу жизнь, — твердо сказала она.

— Как?

— Уехать отсюда. Давай снимем где-нибудь квартиру… Возьмем с собой твою мать. Про нас никто не узнает. Я буду работать, и для тебя мы найдем какое-нибудь дело, чертежи или какие-нибудь расчеты…

— Это не выход, Измини. В моем положении налаживать жизнь опасно. Я понял это давно. Для этого необходимо мужество и надежда. А я чувствую, что у меня нет сил. Но и здесь тоже мне нельзя оставаться.

— Ты будешь очень осторожен. Мы не должны расставаться.

— Это трудно… Что я могу предложить тебе?

— Ты трусишь, — резко сказала Измини. — Твои возражения — одни слова. Ты боишься жизни. На сегодня это так. А твое состояние — назови его как хочешь, болезнь, страх, трусость, поражение — требует, чтобы мы немедленно приняли решение. Тот человек со сросшимися бровями, твой друг Яннис, всю ночь рассказывал мне о твоей отваге и стойкости…

— Ну, а ты?

— Я говорила ему, что ты такой же, как прежде. Совсем не изменился.

— А если бы ты знала, что я прятался под кроватью…

— Я сказала бы ему то же самое. Я верю в тебя.

— Вот это, Измини, и пугает меня больше всего. Прими меня таким, каков я есть. А я так нуждаюсь в тебе, во всех…

— Но это нечто временное, болезнь, которая пройдет. Вчера ты вышел к людям. Ты был таким, как прежде, помнишь, когда вернулся с гор. Сначала я испугалась, но потом решила, что в твоем поведении нет ничего странного. Мне хотелось броситься тебе на шею, как тогда…

— Я не смог удержаться. Хорошо, что Статис оставил дверь открытой, иначе я взломал бы ее. В ту минуту я был способен на все. Но потом я убедился, что самое страшное для меня не Тодорос или какой-нибудь тип, ему подобный. С ним я могу встретиться лицом к лицу. Ужас овладел мной позже, когда я увидел, что во дворе полно народу, что все двери широко раскрыты… Как я буду жить с вами? Ведь передвигаться по комнате, и то я могу только с опаской, а разговаривать — лишь шепотом.