Таким образом, остаток оказался не так велик, и его решили сбыть вместе с новой партией. Испугавшись, как бы у них не залежался бракованный товар, Евтихис предложил спустить все с рук на улице Эолу. «Редкий случай! Распродажа! Спешите, люди…» Андонис не сумел переубедить его в абсурдности подобных действий, но сделал ему внушение и строго-настрого запретил это делать. Два одеяла Евтихис оставил себе. «Пусть погреются наши косточки, зимой мы не знали, куда деваться от холода». Он унес их, прижимая к груди, а на ночь укрылся ими, хотя стояло лето. Заказ они получили при посредничестве Тодороса: его передала им одна фабрика, взявшая на себя обязательство сдать продукцию в жесткие сроки. Поэтому они не особенно заботились о качестве. Как только сдали одеяла, Евтихис потребовал, чтобы Андонис немедленно подсчитал прибыль, но тот опять стал чинить ему препятствия — можно было подумать, что все это он делает не без злого умысла. «Производство — это сложный процесс…» Другой отговоркой Андониса было то, что фабрика, снабдившая их заказом, выплатит им половину стоимости пряжей, а остальное — лишь через три месяца наличными.

Тодорос во многом помог им. После смерти судьи Евтихис долго оправдывался перед ним. Сначала Тодорос отругал его и прогнал. Потом Евтихис поплакался, жаль, мол, пропадать из-за глупой случайности; если бы он знал, что покойный так докучал ему, он не преминул бы поговорить с ним начистоту. При одном из объяснений присутствовал и Андонис; он робко посоветовал Тодоросу забыть все обиды — ведь судьи уже не было в живых.

— Я знал когда-то его сына и думал, что смогу как-нибудь помочь ему, — сказал Андонис.

— Может, ты хочешь, чтобы я передал тебе прямо в руки живого Ангелоса? — воскликнул Евтихис. — Говори, хочешь, чтоб я это сделал?

Тодорос молчал. При следующей встрече Евтихис подписал, не прочитав, документы и получил наконец деньги под залог машин. Андонис был вне себя, бранился и растолковывал Евтихису всю опасность такого соглашения. Тодорос ходил теперь свободно повсюду, он уже не боялся, что появится судья и спросит его вежливо, с невозмутимым спокойствием, как он, посоветовавшись со своей совестью, решил вопрос об ответственности… Но такие разговоры на тему о совести не способствуют успеху коммерции, и теперь уже никто о них не вспоминает. Тодорос потребовал, чтобы Грипакиса не принимали на работу, потому что тот, мол, будет зачинщиком всяких беспорядков в мастерской. А Грипакис, человек смышленый, правильно понял, что означали слова: «Ты непременно понадобишься позже, когда расширится дело». Грипакис попрощался и ушел. Через несколько дней он появился во дворе, но постучал в дверь Измини. В первый момент она удивилась, но вскоре вместе с Грипакисом ушла куда-то. Все решили, что они отправились на свидание с Ангелосом.