Как только смолкает гул машин и нарушается привычный ритм трудового дня, обессиленный Евтихис не знает, куда себя девать. Работа тяжелая, и приходится с утра до вечера неусыпно наблюдать за всем. Однажды он позвал Мэри и велел ей вымыть в цехе пол.

— Поручи работнице… — сказала Мэри, имея в виду Эльпиду.

Евтихис рассвирепел:

— С завтрашнего дня ты будешь помогать у станка. Поработаешь, наберешься немного ума. А то, я вижу, ты вообразила, что сделалась женой фабриканта.

Мэри молча принялась за дело, а Евтихис продолжал распекать ее:

— Когда человек полный невежда, он старается хоть чему-нибудь научиться. Твоя темнота тебя не красит. Все в лепешку расшибаются, а выучиваются ремеслу… Если ты ничтожество, то не имеешь права требовать к себе уважения… Поняла?

Внезапно Евтихис перестал ворчать. В дверях показался отец Мэри. Жалкий и растерянный, он переступил порог и робко приблизился к ним.

— Не ошибся ли ты дверью? — с издевкой спросил Евтихис.

Мэри остановилась посреди цеха, босая, с шайкой и веником в руках.

А старик слабым, дрожащим голосом завел длинную сказку о том, что пришло время платить проценты за деньги, одолженные им к свадьбе…

— Вы, детки, уж помогите мне… — скулил он, пытаясь их разжалобить.

Скрестив руки на груди, Евтихис невозмутимо слушал его. Когда старик замолчал, Евтихис повернулся к Мэри и приказал:

— Ответь ему ты.

Мэри смутилась, она поняла, что от ее слов будет зависеть многое. Старик не переставал скулить, и Евтихис потерял терпение.

— Прекрати, будет так, как скажет твоя дочь… Говори, Мэри.

Отец обратил к ней умоляющий взгляд.

— Уходи! — закричала на него Мэри. Евтихис самодовольно усмехнулся. — Чего ты тут забыл? — продолжала она. — Не видишь, мы заняты.

Старик напомнил, что он дал им деньги и теперь просит лишь о небольшой помощи.

— Если бы нам пришлось платить проценты, мы нашли бы, где взять, — сказала Мэри.

Евтихис даже растерялся: жена его слишком быстро постигла приемы коммерции.