— Ты с мотоцикла падал, я помню.
Папа теперь все время на мотоцикле. Мчится жизнь, ревет безжалостный мотор, а он сидит испуганный, отчаянно вцепившийся в руль, как в подлокотник кресла…
— А сколько времени прошло?
— Минут сорок…
…и не знает, что делать теперь, как это остановить.
Просвета нет. Его не может быть по всем законам природы.
Сегодня папа, пока я был в душе, снова упал и разбил себе голову. Фактически снял себе часть скальпа об угол дивана.
Я, пробкой выскочивший из душевой на звук падения, обнаружил его лежащим в луже крови.
На голове его открылся красный люк. Крышечка с седыми волосами висела рядом.
Усадил отца, прислонил спиной к стене, закрыл крышечку, надавил, чтоб не спадала.
Весь в отцовской крови, достал перекись, залил все белой пеной.
Быстро приехала скорая. Поехали в больницу, пришивать скальп обратно.
Пришили. Выпросил томографию.
Мозг в порядке. Сотрясения, слава богу, тоже нет. Череп цел.
Буду делать перевязки и мазать швы йодом.
Отец не ходит с ходунками. Стоят без толку — «они громоздкие». Велосипедный шлем тоже не носит — «он неудобный». Не силой же заставлять его это делать. Значит, счет пошел на дни, когда он или раскроит себе голову, или получит неподвижность, сломав шейку бедра. Я же не могу ходить за ним днем и ночью, шаг в шаг, растопырив руки.
Значит, так суждено ему. И мне.