Светлый фон

– Но почему?

– Не готов я отнимать чужую жизнь, чтобы поправиться. И, наверно, я вполне могу быть счастлив даже со своей болезнью. Черт… – Он делает еще шаг назад и запрокидывает голову. – Надо было сразу сказать.

– Сразу? То есть ты давно об этом думаешь?

– С тех пор как Данте рассказал про мать… Или даже дольше. Монти, я с самого начала не хотел так лечиться.

– Вот как?

– Ладно, не с самого… Сперва я позволил себе надеяться, что мы разыщем Матеу Роблеса и он как-то облегчит мои припадки. Все же эпилепсия – это нелегко. Болеть очень тяжело. Но никакая болезнь не стоит того, чтобы отнимать чью-то жизнь.

– Как же ты допустил, чтобы мы так далеко зашли?

– Я? Допустил? – сквозь изумленный горький смех выговаривает Перси. – Это не я допустил, это ты мне не оставил выбора. Ты ни разу не спросил, чего хочу я: ни когда отправился говорить с Матеу Роблесом, ни когда стащил ключ, ни когда заключил сделку с пиратами. Ты никогда не задумываешься, чего хочет кто-то, кроме тебя! Даже сейчас ты хочешь быть вместе, только если не придется ничем жертвовать!

– Хорошо. Тогда, может, ты кое-чем пожертвуешь, примешь панацею и выздоровеешь? Ты готов ради меня пожертвовать своей эпилепсией?

– Какого ответа ты ждешь? Да, я болен. Я эпилептик. Таков мой жребий. Мне непросто, иногда плохо, но такова уж моя жизнь. Я такой, какой есть, и я не считаю себя душевнобольным. Не считаю, что меня нужно где-то запирать и что без лечения моя жизнь будет неполноценной. Но, похоже, все остальные именно так и думают. Я надеялся, что хоть ты на моей стороне, но ты, судя по всему, такой же, как моя семья, врачи и все прочие.

Мне трудно стоять. Земля уходит из-под ног. Столько недель, с тех пор как узнал про ключ от сердца, я лелеял в себе непоколебимую уверенность, что мы с Перси можем и должны быть вместе, только если вместе вернемся домой, а значит, его надо исцелить. На самом деле для Перси-то ничего не поменялось, и, пока я не узнал, никаких преград между нами не было. То есть дело-то не в его болезни. Стену между нами воздвиг я сам.

– Но мы почти добыли панацею! Если мы сейчас сбежим, ты так и будешь болен… ничего не изменится!

Перси скрещивает руки на груди:

– Так зачем ты хочешь меня вылечить? Чтобы мне не пришлось ехать в бедлам – или просто не желаешь смотреть на мои припадки?

– А есть разница?

– Есть.

– Тогда и то и другое. Не хочу, чтобы ты ехал в бедлам, но… нам с тобой обоим будет гораздо легче жить, если ты поправишься. Перс, боже, будто мало на нашем пути препятствий, за что нам еще и это?

– Не знаю, про какие ты препятствия, но моя болезнь у нас на пути не стоит.