– Не трогай! – Перси перехватывает мою руку, не давая мне сорвать бинты.

– У меня только одно ухо?

– Бóльшую часть отстрелили, а остальное превратилось в кровавую кашу. Фелисити отрезала все лишнее. Повезло тебе, что порох и глаза не сжег.

– А где Фелисити?

– С ней все нормально.

– Нет, скажи, где она. Я сам ей ухо оторву и погляжу, чтό она запоет.

– Кстати, надо сказать ей, что ты очнулся. Я думал, она с ума сойдет. Пока ты не словил пулю, я и не знал, что она так тебя любит.

– Ничто так не сближает, как смертельно опасные приключения.

Перси трет виски. Видно, что он пытается держаться беспечно, но, наверно, худо мне было, если ему так тяжело.

– Когда Сципион сказал, что ты попался Бурбону, а потом он тебя подстрелил…

– Почти подстрелил.

– Монти, черт тебя дери, а ведь последнее, что я тебе вчера сказал…

– У тебя припасена прощальная речь получше? Произнеси ее сейчас, кто знает, как все потом повернется.

Перси кладет мне руку на колено, пусть и через одеяло, и я вдруг чувствую, что искушаю судьбу.

– Прости, – вдруг говорит Перси.

– Дорогой, – говорю я, накрывая его руку своей, – тебе вообще не за что просить прощения.

Я все еще плохо слышу, и теперь это не только раздражает, но и вызывает беспокойство. Голос Перси звучит глухо, а мой собственный отдается в черепе эхом, будто я стою в огромной пустой зале. Быть может, конечно, виноваты бинты. Но я щелкаю пальцем у правого уха – там, где раньше было правое ухо, – и звук раздается будто с другого конца каюты.

И я вдруг кое-что понимаю.

Я пытаюсь сесть, каюта накреняется, и я чуть не падаю обратно. Перси успевает подхватить меня, прежде чем я валюсь на койку.

– Осторожно.