Мы сидим за столом во дворике, и Фелисити разматывает мою голову, чтобы посмотреть, как все заживает. Приходил врач-грек, и на каждое его указание Фелисити ответила: «Знаю», – хотя Сципион даже не переводил. Еще врач сказал, что Фелисити здорово зашивает раны, и сестра до сих пор лучится самодовольством.
– Сложно что-то выбрать, когда одно краше другого. – Я машу рукой у правого уха, ненадолго забыв, что ровный белый шум, забивающий все другие звуки, издает не насекомое и от него не отмахнуться. – По счастью, левое ухо все равно симпатичнее.
– Какое счастье. А то ты бы впал в отчаяние.
Несколько месяцев назад так бы, пожалуй, и произошло. Я соврал бы, если бы сказал, что вовсе не скорблю об утрате уха. Но мы все живы и рядом, и потерянное ухо напоминает скорее, как мне повезло.
Фелисити бросает бинты на колено к сумке хирурга и внимательно изучает мое изуродованное лицо.
– Выглядит… лучше, – заключает она.
– Твоя заминка говорит об обратном.
– Нет, правда лучше! Опухоль спала, теперь главное – не допустить заражения. Походи немного без бинтов, пусть рана дышит. – Фелисити прищуривается и с самодовольной улыбкой добавляет: – Как здорово я тут зашила!
– Да уж, в лечебном деле ты довольно сильна.
Фелисити, собиравшая инструменты в сумку, отрывается от своего занятия и нехорошо щурится.
– Что ты задумал? Черт, ты что, хочешь подольститься? Мы теперь должны ладить?
– В смысле? Нет! Нет, конечно!
– Слава богу.
– Мы – и ладить? Глупость какая!
В калитку стучат, и в садик заходит Сципион. Поверх мореходной одежды, невзирая на адскую жару, накинут плащ.
– Доброе утро! – здоровается Фелисити, подвигаясь на лавочке, чтобы он тоже сел. – Мы как раз собирались завтракать.
– А мистер Ньютон где? – спрашивает, садясь, Сципион.
– Почивать изволит, – отвечаю я. – Как там ваша ненаглядная шхуна и пираты-головорезы?
– Команде, да и кораблю, не терпится отплыть, – говорит Сципион, берет выставленную для Перси пустую кружку и наливает себе из кувшина липового чаю.
– Вы скоро отплываете? – удивляюсь я. Фелисити поднимает голову.