– Научитесь.

– Ага, на вас и команде.

– Постараемся зарабатывать побольше ранений, чтобы вы учились быстрее.

У Фелисити на лице написано чистейшее изумление. Нечасто я это вижу. Тревожный знак. Вместо ответа она встает.

– Пора готовить завтрак.

Сципион тоже поднимается и тенью следует за ней в кухню.

– Хотя бы подумайте о моем предложении, мисс Монтегю, – доносится до меня его голос. – У вас есть время до Англии. Парни ни на что не годятся, но вас я бы взял.

Услышав, что мы все-таки едем домой, я бы картинно уронил лицо в ладони, если бы совсем недавно не расстался с добрым куском этого самого лица. Не знаю уж, какого конца всех наших приключений я ожидал, но точно не возвращения к отцу. Или ожидал, но не так скоро. Что теперь будет с Перси? Поедет он с нами или все равно отбудет в бедлам? С Венеции мы с ним были почти неразлучны, но либо мне было слишком плохо, либо рядом вертелся кто-то еще, и мы не успели даже толком поговорить.

Пока Сципион и Фелисити занимаются завтраком, я сажусь на терракотовую ступеньку выходящего во двор крыльца. В моем ранении есть одно несомненное преимущество: я временно освобожден ото всех хозяйственных дел. В открытое окно долетает тихий разговор: сперва Сципион и Фелисити перебрасываются байками про женщин-пиратов, потом раздается и голос Перси. Сципион пересказывает ему то же, что сказал нам: что они скоро отплывают.

Мое сердце принимается колотиться.

За спиной раздаются шаги, я отодвигаюсь с дороги. Это Перси, полураздетый и лохматый со сна.

– Доброе утро, дорогой, – здороваюсь я. Он падает рядом, запуская пальцы босых ног в пробивающиеся меж камнями травинки. – Эй, с этой стороны не садись. Ничего не слышно.

От этих слов, сказанных вслух, внутри лопается сосуд с горечью. Интересно, я когда-нибудь привыкну, что с одного бока раздается только монотонный свист, а нормально разобрать можно только разговор лицом к лицу? Фелисити говорит, что рано или поздно это станет чем-то обыденным. А еще она постоянно пугает меня, подкрадываясь со стороны, где нет уха.

– Забыл. Прости. – Перси соскальзывает со ступеньки и садится передо мной, подтянув колени к груди и обняв их руками.

Страшно хочется почесать изуродованную сторону лица. Оказывается, как только проходит постоянная боль, ожоги начинают дьявольски чесаться.

– Не трогай, – напоминает Перси.

– Я не трогаю!

– Но ты об этом подумал.

Я сажусь на ладони. Хочу еще для пущего эффекта сморщить нос, но боюсь помереть от боли.

– Эх, и сложно мне теперь будет найти любовь.