– Твой брат что-то скрывает.

– Я не знаю.

– Он очень плох.

Она лишь развела руками – вроде: что я должна, чтобы он был хорош?

Наседать я не стал, но выбрал момент и спросил самого:

– Тебя что-то тревожит?

Он насторожился и ответил:

– Как и всех, морэ. Как и всех.

– Я думаю, ты хочешь мне что-то сказать.

– Ты… отличный цыган!

– И все?

– Тебе этого мало? – он призадумался. – Знаешь чего?

– ?!

– А ничего! – воскликнул Антощ с каким-то злорадством.

И пьет, и пьет. Пойдет так дальше – он в обузу превратится! Разве ему за себя не стыдно? У меня самого внутри не птички поют, а вороны каркают, – но я-то держусь! И Хаза тоже. Мы совсем с нею стали, как заговорщики. Только и ждем, когда Антощ уснет. Не подумайте только! На ночные дела и захода не было. Просто сидим, говорим друг другу. Чай у нас сладкий, баранки вкусные. Все хорошо. А потом ложусь – опять мне горячие ласки мерещатся. Блажь пристала! Соскучился я… Хоть вой, чавалэ. Как волк на луну! А с Хазой сидим – ничего не надо. Небо голубеет! Вот как то было.

Антощ вечерами стал от нас уходить. Куда – не знаю. Почему – не спросишь. Трезвый он здоровый, а с похмелья рушится. Ну так он каждый день с похмелья! Уходит в лес. Сам с собой колдует. Я с Хазой вдвоем. Она вертится рядом, а я и рад. Разговорчики у нас. Утром проснемся, Хаза на речку идет за водой, возвращается, я уже тоже встал и вместо «Здравствуй»:

– Кого несет? Опять, что ли, ты?! Примелькалась уже!

Хаза в тон отвечает:

– Ну ищи другую.

– А ты не дерзи. Мне это не нравится.