– Ты правильно сделал, – сказал ему Драго, потому что Антощ хотел услышать именно это. Сам он не верил своим словам. Все перепуталось, все смешалось. Бейся, не бейся – разницы нет; вода или водка… Драго сидел притихший и дерзкий.

Выдра продолжил:

– Я разузнал, где логово у Бжезичко. Ночью шел, отсыпался днем. Насилу добрался. Спросил про Хазу одну, другую – они не знают, а третья знала! У нее у самой на Бжезичко был зуб. Он, как над ведьмою, над ней измывался – привязал к тарантасу и волок за собой, чуть душу не вынул. Она с нами бежала. Ирэнке звали. А тот Бжезичко недолго прожил, мне говорили. Ухлопал его кто-то – ножом под горло, глаза ему вырезал, рот набил грязью. Я ведь не злой, но, когда услышал, мне легче стало. Так ему и надо! А мы втроем перешли границу, потом Ирэнке от нас отбилась – ее в деревне один вдовец взял к себе жить. Пусть ей повезет! Давай за Ирэнке! Знаешь, за что он ее к тарантасу? За разбитый стакан!

– За разбитый стакан?

Подошла Марина, принесла поднос со свининой.

– Сколько он стоит? – Драго поднял опустевший стакан.

– Пятнадцать грошей.

Он вывернул карман, бросил на скатерть горсть медяков на сумму большую, чем пятнадцать, а потом, нисколько не претендуя на то, чтобы его поступок был замеченным со стороны, хватил стакан об пол.

– Посуда бьется к счастью, – одобрил Выдра.

– Еще? – спросил Драго.

– Еще, – согласился Антощ, и Марина подумала, что сейчас они перебьют всю посуду, но слово «еще» относилось к пустому штофу и означало «несите водки».

Она сказала:

– Перебора не надо.

– Не будет, милая. Я за все отвечаю, – Драго поднял глаза, и Марина кивнула – не то что поверила этим словам (или глазам), а как будто заранее выдала пропуск: «Перебор разрешен». Чем же еще она могла помочь? Больше ничем, но помочь хотелось, а вот почему – в этом Марина не могла бы признаться и самой себе.

Она кликнула прислугу и, распорядившись убрать осколки, вернулась к стойке. Практически тут же на ее месте нарисовался престранный тип в черной фрачной паре, когда-то модной, но давно изношенной и засаленной.

– Позвольте отрррекомендоваться, – произнес он с комичною вычурностью и апломбом. – Александр Александрович Тарелкин, борец за правду, вдоволь настрадавшийся. Можно с вами поговорить?

Он сел за стол, не дожидаясь ответа.

– Чего тебе надо? – спросил Антощ.

– Мне? – Тарелкин вдруг задумался. – Да как и всем – счастья…

– Слушай, давай без нас, – осадил салахор, но у Драго было иное мнение: