– Алеша, – произнес Александр Александрович со снисходительной укоризной. – Самое простое всегда выразить сложнее всего. Оно неуловимо. Мое мировоззрение скорее ощущение, чем мысль, которую можно доказать или проанализировать. Ее не перескажешь… Ну да что это с вами?

Драго стоял у окна, как пораженный громом. На нем не было лица.

– Да что случилось? – Тарелкин занервничал. – Что ты там увидел?

– Справедливость, – Драго круто развернулся. Глаза горели. – За мной не ходить.

И он хлопнул дверью.

Александр Александрович с замиранием сердца выглянул в окно. С парадного крыльца, одетый дорого, но неброско, заходил Какаранджес. Вид у него был самый цветущий. Герой всегда остается героем – в огне не горит и в воде не утонет. Это было б весьма достойно, но никто не хранил о нем добрую память. Рожденный недоноском, с первого дня коротышка проявлял крысиную живучесть. Неразборчивый в средствах, жестокий и жадный, он ничем не гнушался, и если собрать воедино всех тех, кого Какаранджес обманул или обокрал, получилась бы целая демонстрация. Коротышка этим даже гордился: «Пусть весь свет мною недоволен, лишь бы мне было хорошо!»

Переступив обшарпанный порог, Какаранджес принюхался и крикнул хозяина:

– Друг, а сколько у тебя выйдет угол?

– На сколько тебе?

– Пару суток.

– Три целковых.

– Подорожало? – с притворным удивлением спросил коротышка, хотя ни разу до этого здесь не бывал и ничего про это место не слышал. Он нарочно мутил воду, чтоб казаться бывалым парнем.

– Давно.

– Многовато. Не дворец же у тебя!

– Не дворец.

– Не хоромы!

– Что бог послал.

– А за что же три целковых берешь?

– Послушай, не знаю, как тебя звать. Что-то не нравится – никто не держит.

– Да мне все нравится, – пропел коротышка. – Только дорого это. Издержался я по дороге, а тут три целковых! За две-то ночки! А я ведь, смотрите, – махонький! Мне много места не надо! Мне и колыбельки хватит, чтоб уютно устроиться! Может, два?