Так сошел с политической арены этот замечательный человек, память которого должна быть священна для России, как память Суворова. В унижении покидал Алексей Петрович покоренный им Кавказ, людская же зависть не смела помрачить его славу. Рыцари русского духа – русские поэты – проникновенно заговорили о Ермолове.

Великий Пушкин пел:

Домонтович восклицает:

Жуковскому теперь вдохновение продиктовало о Ермолове такие строки:

Ермолов ушел. Паскевич увлекся легкими победами над персами, Кавказ был оставлен без внимания, а в Дагестане, Чечне, у казикумыков уже гремело имя Шамиля, появились полные фанатического воодушевления мюриды, громко произносилось слово «газават», озна чавшее священную войну с русскими… Кавказ пылал, а пламя нового пожара тушить было некому…

Очерк десятый Кавказские горцы и газават

Очерк десятый

Кавказские горцы и газават

Религиозные воззрения горцев

Религиозные воззрения горцев

Трудно в настоящее время сказать что-нибудь о первобытной религии горцев и об их религиозных воззрениях, но, основываясь на тех обрывках, которые дошли до нас, можно заключить, что кавказские горцы подчинялись тем же непреложным законам, которые порождают религию у всех народов, находившихся на одинаковой степени культуры. Религия у горцев, бесспорно, была, ибо как бы дик человек ни был, сознание того, что окружающее его логично, но вместе с тем непонятно, – это сознание должно было родить мысль о существах разумных и превышающих людей как разумом, так и силой.

Дикарь выбирает, конечно, предметами своего первого поклонения формы и явления из окружающей его природы.

«Нетрудно понять, – говорит Мензис в своей „Истории религий“, – почему первобытный человек обратился к великим стихиям природы, как к существам, которые могут помочь ему и с которыми поэтому он должен поддерживать сношения. Чем менее цивилизованы люди, чем менее защищены от непогоды, тем более их существование и благосостояние зависит от действия солнца, ветров, дождя. Если, согласно с приемами первобытной мысли, дикарь представляет себе эти существа живыми, подобно себе самому, и исполненными чувств и желаний, подобных его собственным, то он непременно захочет вступить в сношения с ними. Для сношений подобного рода достаточно простого убеждения, что это – живые существа, одаренные такими же чувствами, как и он сам. Нуждаясь в пище и тепле, он, дикарь, невольно думал о существах, которые, по его убеждению, обладали силой для того, чтобы снабдить его этими благами, думал о дожде, который, как он заметил, заставляет расти хлеб, о солнце, теплота которого была ему хорошо известна. Гроза представлялась ему силой, способной положить конец долгой засухе; ветры могут ломать деревья, осушают сырую землю, приносят дожди. Над всем простирается небо, земля же все поддерживает и производит, от нее исходит всякая жизнь. Луна так же, как и солнце, сила благая и даже в некоторых климатах благодатнее солнца. Огонь, несомненно, живое существо, от которого многое зависит; то же самое можно сказать о больших озерах, об океане».