– Джей? – сказала она.

– Джей Ар.

– Точно.

Мы обменялись рукопожатием.

Она указала мне на стул и опустилась на свое место. Подровняла стопку конвертов, поставила ручку в специальный держатель, сложила какие-то листки в лоток с исходящей корреспонденцией. Я был уверен, что она тоже скора на суждения и прекрасно разбирается в людях. Мэри смотрела на меня, давая возможность объясниться. Я подумывал соврать, но у меня не было на это сил. Хотел просто улыбнуться, но боялся, что из разбитой губы опять потечет кровь. Еще я подозревал, что у меня не хватает одного зуба. Оставалось только рассказать ей о нападении, что я и сделал. Мне хотелось добавить, что в действительности я подвергся нападению дважды, считая Сидни, но я все-таки сдержался. Когда я закончил, Мэри постучала длинным ногтем по столу.

– Да, сочинять ты умеешь, – сказала она. – Этого у тебя не отнять.

Я заверил ее, что ни в коем случае не хотел проявить неуважение, показываясь в таком виде. Объяснил, что охранник все перепутал. Сказал, что обожаю «Таймс», боготворю «Таймс», что прочел все книги, какие только смог достать, об истории «Таймс», включая не публиковавшиеся официально мемуары давнишних редакторов. Описывая ей свои чувства к «Таймс», я вдруг и сам лучше осознал их. Мне стало ясно, что «Таймс» чаровала меня еще с детских времен. Да, газета предлагала совершенно определенный, черно-белый взгляд на мир, но таким образом она прокладывала тоненький мостик между мечтами моей мамы и моими собственными. Журналистика сочетала в себе респектабельность и бунт. Как адвокаты, репортеры «Таймс» носили костюмы от «Брукс Бразерс», читали книги и защищали интересы угнетенных – но еще они сильно пили, много болтали и шлялись по барам.

Однако то был неподходящий момент для душевных излияний. Попытки объясниться, заставить ее меня понять, а также многословные извинения – вкупе со стараниями не дышать на Мэри текилой – лишили меня последних сил. Из губы начала сочиться кровь. Мэри протянула мне салфетку и спросила, не хочу ли я воды. Сказала расслабиться. Просто расслабиться. Из юноши, столь мало озабоченного внешней стороной, сказала она, столь открытого для приключений, столь влюбленного в «Таймс» и знакомого с ее традициями, наверняка получится прекрасный репортер. Собственно, добавила Мэри, я уже выгляжу, как состоявшийся военный корреспондент. Почему-то она видела на стуле напротив себя кого-то другого, а не двадцатиоднолетнего неудачника с Лонг-Айленда с фингалом под глазом, в глубоком похмелье и с папкой бездарной писанины. Мэри сказала, что я для них – «свежая кровь».