«Она говорит слишком быстро. Дети ничего не понимают!»

«У нас особенные дети, Кирилл Петрович! Что же это? А как же экзамены? Мы не сдадим их с таким учителем…»

Озеров поднял руки, прося тишины.

Недавно к нему пришла секретарь Светлана и предупредила, что мать одной девочки написала на него жалобу, потому что он давил на психику ее ребенка, требуя домашние задания, в то время как девочка помогает матери по дому и нянчится с младшими сестрами, так что не всегда имеет возможность сесть за уроки, особенно те, которые ей в жизни не пригодятся.

Больше всего Кирилла поразило то, что она не пришла даже познакомиться с ним и узнать лично человека, на которого пишет эту жалобу.

Так было и теперь, родители безоговорочно верили всему, что говорили им дома дети, некоторые из них словно ждали возможности уличить педагога, нарушающего какое-нибудь правило. Они не замечали, что чаще всего воюют с придуманным призраком учителя, призраком своего прошлого, вместо того чтобы однажды поговорить с реальным человеком.

Отношение к школе родителей не было единым.

Одни полностью оставляли детей на других людей, бросали в бурное течение «образовательного и воспитательного процесса». «Мы во всем доверяем нашим учителям!» – говорили они. На деле же это было полное безучастие к судьбе своего ребенка. И когда такой ученик все вокруг себя начинал уничтожать или замыкался в самый тесный кокон, на призыв учителей никто не являлся, а если и являлся – доверие оказывалось липовым. Чаще всего подобное случалось с учениками из разведенных семей. Таким примером была семья Максима Урбанского, родители которого не присутствовали на собраниях и посылали своего водителя.

Другой костяк составляли родители, постоянно доказывающие остальным свое превосходство или исключительность. Причем для кого-то это было превосходство в уме, для кого-то в деньгах, для кого-то в своей правде, для кого-то в особенном образовании и опыте, для кого-то в возрасте. Это были люди с тонкой ранимой кожей, но острыми волчьими клыками. Они как раз не доверяли учителям и делали это открыто. Такие родители подозрительно слушали каждое их слово, клали его на сверхточные весы своего житейского опыта и при любой возможности спорили и скандалили. К любому замечанию своих детей они относились со сверхъестественным вниманием. Они любили вот такие слова: «Что же я, ребенку своему родному не буду верить, а этим грымзам буду?!» Но «грымзы» чаще всего хотели объяснить, что, например, мальчику бить девочку ногой в живот – как минимум неприлично.