К тому же какой ребенок, несколько занятий игравший в смартфон и веселившийся с одноклассниками, не сдавший зачет, получив два и придя домой, не скажет, что все это несправедливый мир, ополчившийся на него в виде вечно недовольных учителей? Кто так не делал, когда в школе попадал впросак?

Озеров еще хорошо помнил, как и сам, будучи школьником, был готов на самую мерзкую ложь, чтобы только защитить себя. Конечно, тогда это и ложью не казалось – так, перестановка шахматных фигур, пока противник отвлекся. Но теперь он видел, как тяжело страдали от детского вранья взрослые.

К родителям, слепо защищавшим своих детей, относились Тугины и Кулаковы.

Кроме того, некоторые из учителей сами были родителями. Они делились на два типа: одни, зная школьную систему, дорожили репутацией своего ребенка и старались не конфликтовать, другие, словно утомившись от школьных правил, бунтовали, и ребенок их становился объектом насмешек и осуждения. Мать Водянкиной, девочки, которая все время притворялась больной, чтобы не ходить на уроки, тоже была здесь, но не вмешивалась, хотя обсуждали ее коллегу.

Каждый хотя бы раз в своей жизни был свидетелем того, что за время, потраченное на склоки и ссоры, можно было решить проблемное дело несколько раз и несколькими различными путями.

Были и такие, кто доверял бесхитростно и по возможности участвовал в жизни детей и школы. В случае споров они открыто высказывали свои позиции или подходили с личной просьбой. Они больше всего были нужны здесь – те, кто готов был действовать в связке, а не говорить. Их всегда было мало. И сегодня они молчали.

– Для начала, – повысил голос Озеров, – нужно разобраться, что из слов детей правда, а что домыслы. Фаина Рудольфовна строгий и опытный учитель, представить ее страдающей от безделья я не могу.

– Вы не можете, но детей не обманешь…– вставила Кулакова.

– Даже если мы узнаем все как есть, – не дал ей Кирилл перебить себя, – это ничего не изменит. Учитель будет с ними как минимум год, потому что за каждым закрепляется своя параллель. Я думаю…

– Что думаете вы, неважно! – бросила с последней парты Тугина. – Если вы еще не поняли, мы намекаем на то, чтобы с нами объяснился завуч.

Несколько родителей недовольно глянули на нее, но промолчали. Видимо, их смутило сказанное «мы».

Озеров едва не начал задыхаться от нового приступа гнева, однако вовремя остановился. То ли упражнения дяди помогли ему, то ли неожиданное решение.

– Вашего намека я не понял. Сейчас к вам подойдет завуч.

Он оставил их, жужжащих как рой пчел-убийц, и вышел в прохладный полумрак коридоров.