– Эта женщина кричала во весь голос и стонала, – рассказывала Майра. – Это производит сильное впечатление. Помнится, им пришлось ее резать. Было море крови…

Из песочницы донесся голос Элисон, она что-то говорила пронзительным голосом, но Майра, увлеченная собственной историей, не вслушивалась в монолог ребенка.

– Студент третьего курса, принимавший роды, все время повторял: «Я его уроню. Я его уроню…» – нараспев, как стихи из Библии. – Майра замолчала, глядя сквозь темно-рыжую сетку буковых листьев и ничего не видя: она вновь играла свою роль в той памятной пьесе, роль, после которой все другие роли померкли, стали казаться ничтожными.

– …И она поднимается на чердак, – говорила Элисон… – у нее ноги в занозах.

Майра подавила внезапное желание отшлепать ребенка. Но потом слова девочки пробудили в ней интерес.

– Она протыкает глаза людям на тротуаре. Она стаскивает с них одежду. По ночам у нее понос…

– Элисон, – закричала Сайсли. – Замолчи сейчас же! Перестань говорить глупости.

– О ком она? – Майра оставила незаконченной историю о синем младенце, позволив ей утонуть в темных глубинах памяти, откуда она поднялась. – О соседском ребенке?

– Ох, – вздохнула Сайсли с раздражением. – О своей кукле.

– Суити-Пай![47] – крикнула Элисон.

– А что еще делает Суити-Пай? – спросила Майра, не давая Сайсли утихомирить ребенка. – У меня тоже была кукла.

– Она залезает на крышу. – Элисон запрыгнула в свое плетеное кресло и села на сиденье на корточки – по-лягушачьи. – Сбрасывает оттуда желобщиков.

– Желобщиков?

– Сегодня утром маляры сняли с крыши крыльца желоб, – объяснила Сайсли. – Расскажи миссис Уардл, – приказала она Элисон четким голосом с социально-конструктивными интонациями учительницы унитарианской воскресной школы, – как ты помогала малярам сегодня утром.

Элисон помолчала, трогая голые пальцы ног.

– Я собрала их вещи. Одного из них звали Нил. Еще одного звали Джоко.

– Не знаю, что мне делать с мистером Груби. – Сайсли повернулась к Майре, намеренно выключая из разговора Элисон. – Сегодня он начал красить в шесть тридцать утра.

– В шесть тридцать! – изумилась Майра. – С какой стати?

– А закончил в десять тридцать. У него проблемы с сердцем, поэтому он работает утром, а днем рыбачит. Каждое утро он приходит все раньше. Восемь тридцать – еще куда ни шло, но шесть тридцать! Даже не представляю, когда он придет завтра.