Светлый фон

Сегодня моя сокровищница, мой толковый словарь, который я взяла бы на необитаемый остров вместо Библии, как я часто хвасталась, лежит раскрытый, после того как я набросала в нем плохонький стишок: 545 – обман; 546 – неправда; 547 – жертва обмана; 548 – обманщик. Умный рецензент и писатель, союзник моих бескорыстных творческих противников, кричит с убийственной точностью: «Подделка! Подделка!» И такие громкие крики продолжаются уже шесть месяцев этого мрачного, адского года.

Вчера вечером: была на вечеринке у Эммануэля (о да!), там некоего Морриса подвергали гипнозу в темной, переполненной комнате, специально освещенной в богемном духе – свечками, торчащими из пустых винных бутылок. Толстый, но крепкий некрасивый юноша уверенно произносил команду: «Когда ты попытаешься выйти через дверь, тебя остановит стекло. Ты не сможешь пройти, там будет стекло. Когда я произнесу слово “граммофон”, ты заснешь снова». Затем он вывел Морриса из транса, и тот захотел пройти через дверь, но остановился. Он не смог идти дальше, на его пути было стекло. Толстый молодой человек произнес «граммофон», и два нервно хихикавших юнца подхватили падающего Морриса. Затем ему приказали стать твердым, как стальной брус. По-видимому, Моррис знал, насколько твердым должен быть такой брус, поскольку рухнул жестко, словно окоченев.

А я все это время говорила с Уином: розовощекий, голубоглазый, уверенный в себе блондин рассказывал о завязавшемся романе с девушкой, которую встретил, катаясь на лыжах. Она помолвлена и едет домой, чтобы разорвать помолвку и вернуться, и тогда они, возможно, будут жить вместе и путешествовать. Еще я выяснила, что не ошибалась относительно Л. и что нам обоим нравится Н., и еще я рассказала про Р. Такие вот игры. О Р. я говорила так, будто он умер. С подчеркнутым благородством. Высокий, привлекательный Джон сочувственно положил мне руку на плечо, а я сосредоточенно расспрашивала его о гипнотизме, в то время как неподалеку крутился живой, раскрасневшийся, кудрявый, с детским лицом Крис, и я из-за неуместного сострадания отказалась идти с Джоном в соседнюю комнату, откуда долетала джазовая танцевальная музыка, и продолжала целомудренно болтать с Уином, а также пить и говорить Рейфу, хозяину, внимательно следившему, чтобы поднос с фруктами и разноцветными напитками не пустел: «Ты потрясающий хозяин, Рейф!» – каждый раз, когда он появлялся.

Затем Крис отошел и, опустившись на колени, стал обнимать миниатюрную копию Салли Боулз[48] в черных коротких брюках и свитере, со светлыми волосами, подстриженными коротко, как у Жанны д’Арк, и с длинным уродливым мундштуком (она как нельзя лучше подходила своему невысокому спутнику Роджеру, который, тоже во всем черном, напоминал бледного балетного танцовщика и держал в руках оттиск написанной им статьи о Йейтсе, только что вышедшей в журнале «Хайям», названном так в честь Омара Хайяма). Крис тем временем посадил себе на колено девушку в красном, а потом повел ее танцевать. Мы же с Уином продолжали говорить на умные темы, и меня вдруг захватила пугающая легкость происходящего: я тоже могла послать все к черту и закрутить роман с Джоном, который заигрывал со всеми подряд. Все здесь испуганно улыбались, и взгляд каждого говорил: «Я важная персона. Если вы узнаете меня поближе, сами это поймете. Посмотрите мне в глаза. Поцелуйте меня, и вы увидите, насколько я значителен».