Другие женщины с трудом оттащили Марту. Лотта лежала на полу, избитая, окровавленная, а надзирательница безразлично наблюдала за ними – казалось, драка её даже забавляет.

– Да наплюй, – шепнула другая женщина, Магда, помогая Лотте обработать раны. – Она просто завидует.

– Завидует! – изумлённо воскликнула Лотта и покачала головой.

– Думаешь, она бы отказала охраннику, если бы он её захотел? Кто же виноват, что у неё рожа как чернослив. – Магда улыбалась, но Лотта не нашла в себе сил улыбнуться в ответ. Ей было жаль Марту, как и всех несчастных, кто здесь оказался.

– Если мы будем ссориться, мы не сможем это пережить, – устало пробормотала она, и Магда понимающе кивнула.

– Осталось немного. Нужно оставаться сильными.

– Да. – Лотта слышала, что война закончится в считаные месяцы. Но сколько она протянется на самом деле?

Теперь, глядя на Оскара, она начинала чувствовать, что так и есть. Осталось совсем немного, несколько дней, может быть, недель. Она не представляла себе жизнь после Равенсбрюка, после войны.

– Не знаю, что я буду делать, – осторожно ответила она. – Я пока так далеко не заглядывала. Не могу себе представить.

– Она закончится совсем скоро, ты это знаешь.

Лотта молчала, понимая, что любое её слово может его разозлить. Его эмоции были подобны фейерверку – внезапный взрыв, и вот она уже ошарашена ужасом и болью.

– Меня, скорее всего, арестуют. Может, даже убьют. Если советские войска… – Он сдавленно выдохнул и покачал головой. – Когда всё это началось, мы были героями. Все были на нашей стороне.

– Вы никогда не были героями, – тихо ответила Лотта, не в силах сдержать этих слов. Он посмотрел на неё, и на одну жуткую секунду в его глазах вспыхнула ярость. Он поднял руку, и Лотта ожидала удара, но его рука тут же безвольно упала.

– Да, не были, – признал он, глубоко затянулся сигаретой. Лотта выдохнула. – Я тебе говорил, что был бухгалтером, да?

– Да.

– В СС я вступил, чтобы обрабатывать их чёртовы документы. Сюда я попал только в сорок третьем.

Примерно в то же время, что и я, подумала Лотта, но ничего не сказала.

– Я ведь таким не был, – сказал он почти умоляюще, глядя на Лотту так, будто просил прощения, и хотя Лотта готова была его простить, она знала, что это должна сделать не она. – Когда я впервые увидел газовую камеру, я сказал начальнику, что это неправильно. – Его тон вновь сменился, стал резким, почти раздражённым. – Я сказал – раз уж вы собрались такое творить, можно же как-то гуманно. – У него вырвался то ли вздох, то ли стон. – Я пытался.