Когда они дошли до озера и скрылись, к оставшимся женщинам подошёл охранник. Лотта почувствовала напряжение, охватившее всю группу, страх и надежда слились воедино, дойдя до пугающего, бешеного апогея.
– Вы свободны, – крикнул он, указывая на них, как будто они были стадом овец, которых он должен был пасти. – Уходите из лагеря. Направляйтесь на запад. Советские войска будут здесь к концу дня, – он повернулся и пошёл прочь.
Уходить? Просто уходить?
Лотта взглянула на распахнутые ворота. На сторожевых вышках никого не было, и вдалеке она различила силуэт охранника, швырявшего сумки в джип. Все отчаянно хотели уйти, и всё же ни одна женщина не двинулась к тем воротам, к свободе. Что, если это был трюк? В такие жуткие игры играли и раньше, когда охранники говорили о свободе только для того, чтобы расстрелять заключённых за так называемую попытку побега.
Минуты шли, солнце уже высоко поднялось. Нужно было в считанные часы собраться и покинуть лагерь; советские войска могли быть в миле отсюда. Лотте казалось, что она уже слышит рёв их машин и шум танков, мчащихся вперёд. Будут ли солдаты добры к ним, как к жертвам, или они будут видеть в них только немецких женщин, побеждённых врагов? Лотта понятия не имела и не хотела это выяснять.
Прижав руку к животу, она медленно побрела к воротам. Между лопаток покалывало. Она представила, как ей в спину упирается винтовка, представила властное «Хальт!» за секунду до выстрела.
Но этого не последовало.
Она прошла ворота, постояла с другой их стороны, щурясь на утреннем солнце, ошарашенная своим путешествием всего в несколько метров. Она была свободна.
Она не представляла толком, где находится. Сюда её привезли на поезде, она не знала даже ближайшей деревни. Охранник велел двигаться на запад, но что было на западе? Город, гора, железная дорога?
Понемногу к воротам стали подходить другие женщины. Они неуверенно топтались на месте, тоже не понимая, куда идти, что делать. Наконец решившись, они двинулись на запад по разбитой дороге, организовав свою собственную колонну и, возможно, свой собственный марш смерти.
Они шли весь день, изнывая от жажды и голода, испуганные, слабые. Кто-то отстал, кто-то спрятался в лесу у просёлочной дороги, не в силах идти дальше. Лотта кое-как переставляла ноги, потому что ей казалось, что остановиться – значит столкнуться с опасностью, может быть, даже смертельной. Когда они остановились у ручья, чтобы попить, она услышала далекий гул.
– Танки, – сказал кто-то.