Он замолчал, и я посмотрела на него снизу вверх.

– Ты ведь даже не хотел ехать в Америку, – слабо запротестовала я. – Ты хотел вернуться в лагерь, верно? Служить в польской армии!

Он кивнул, помолчал, а когда повернулся ко мне, его взгляд был очень серьезным.

– То, чего хочу я, не имеет значения в данный момент, Алина. Я предлагаю это не для себя. Я дал тебе обещание, – продолжал Саул. – Я сказал тебе, что пока Томаш не вернется, я буду заботиться о тебе и твоем ребенке как о своем. И у меня нет никаких сомнений: это именно то, чего он хотел бы для вас обоих.

– Но как он тогда найдет меня? – слабым голосом спросила я.

– Ты действительно думаешь, что такая мелочь, как расстояние, помешает ему прийти за тобой? Однажды он уже пересек ради тебя всю Польшу. После этого ему будет несложно найти лодку, чтобы пересечь Атлантику.

* * *

Менее чем через месяц после того, как мы покинули лагерь в Бузулуке, мы с Саулом и Фредериком Адамцевичем стояли на палубе самого большого парохода, который я когда-либо видела, и смотрели широко раскрытыми от удивления глазами на остров Эллис[17], маячивший перед нами. Я был ослеплена, поражена и, честно говоря, испугана.

Я знала об этой стране только из рассказов Томаша, и даже в то время я верила ему с трудом. Теперь Салли Адамцевич должна была встретить нас, и мы сможем построить свой дом в месте, где почти не бывает зимы, и он будет так близко к пляжу, что мы сможем ходить туда пешком. Я была взволнована возможностями этой новой жизни и полна надежд – потому что знала, что Томаш обязательно найдет меня, а до тех пор рядом со мной будет мой дорогой друг Саул. Но, взглянув на него, я обнаружила, что он молча смотрит на воду.

– Здесь есть евреи? – выпалила я.

Фредерик одарил меня терпеливой нежной улыбкой.

– О да, Ханна. В Америке много евреев.

– И здесь для них безопасно? – нерешительно поинтересовалась я.

– Ну, у нас есть некоторые трудности… – признался Фредерик. – Особенно здесь, в Нью-Йорке, где я живу. В последние годы возникли неприятности с бандами молодежи, преследующими евреев: несколько случаев вандализма на предприятиях, осквернение кладбища… Но, конечно, ничего похожего на то, что вы видели у себя на родине. Америка – спокойное место, уверяю вас.

Пока Фредерик говорил, я наблюдала за Саулом. Я видела, как кровь отхлынула от лица моего друга, а его руки, лежащие на перилах, стали дрожать, пока он крепко не сжал их в кулаки, чтобы скрыть это. Он закрыл глаза, и я поняла, что на него нахлынули воспоминания.

Спокойная мудрость Фредерика Адамцевича до этого момента впечатляла меня, но только что я обнаружила, что он невероятно наивен. Я была абсолютно уверена, что маленькие неприятности могут превратиться в огромные трагедии, если их не остановить вовремя. В Германии все началось с малого. То же самое началось с мелочей в Польше еще задолго до оккупации – с небольшой группы людей, которые преследовали, вандализировали и оскверняли, а закончилось тем, что огромное число моих соотечественников отправили в печи и сбросили в реку.