В сборнике «Недозволенною радости» (1974) Бартельм продолжает сочинять свои предложения. Я же не могу предложить их прочесть, потому что не дозволено. Неприятно чувствовать эту недозволенйость, когда читаешь не все предложения подряд. Мне все больше и больше нравятся картинки. В этой книжке их больше тридцати. В рассказах я заметил влияние Кальвино, Борхеса и раннего Ионеско. Но сейчас я берегу силы для «Мертвого отца» — внушительных размеров книги, как рекламирует ее издатель, называя «первым большим романом, долгожданным и даже предвосхищенным».
В книге «Наслаждение текстом», опубликованной как раз перед выходом «Мертвого отца» (и тем же самым издателем),
Ролан Барт замечает: «Смерть отца лишила бы литературу многих удовольствий, доставляемых ею. Если уже в живых нет отца, к чему тогда и говорить о нем? Разве каждый рассказ не возвращает нас к Эдипу? Но всегда ли повествование является способом выяснить происхождение героя? Как вымышленный образ, Эдип все же годился хоть на что-нибудь, например на хорошие романы...» Очевидно, Бартельм понял намек. В романе «Мертвый отец» множество людей толкутся возле огромных осколков чего-то под именем «Мертвый отец». Только это чудовище не совсем умерло, потому что порой оно говорит. Люди хотят его похоронить, но у него совсем нет к этому желания. Бартельм заканчивает книгу эпизодом, в котором описывается тщательное захоронение главного героя и, очевидно, всего замысла. Претенциозно!
Повествование Бартельма довольно последовательно, когда он не торопится. Повсюду чувствуется Беккет: «Сказала Юлия: «Давайте продолжим». Они продолжили». В книге есть «Пособие для сыновей», написанное великолепным живым языком, резко отличающимся от остального подражательно-подражаемого текста, который окружает этот неожиданно прорвавшийся прекрасный образец письма о сущности отцов и детей. Кстати, заметим, в книге отсутствуют кавычки й картинки. Есть лишь один чертеж, это — план местности, но он почти не смешон.
Не уверен, что пониманию всех этих предложений я всецело обязан «Пособию для сыновей», но, несомненно, за манерничани-ем, инфантильной бравадой и резким неприятием культуры отчужденного мира скрывается талант (а это немало в наш век). Нужно подтверждение? Думаю, нет. Тем более сам Бартельм говорит так: «Нынче мне не читается. Лучше выпить, поболтать или послушать музыку... Теперь я постоянно слушаю рок». Согласен.
Могу предположить, что Грейс Пейли и Бартельм друзья, потому что она не принадлежит к галерным рабам — так некий литературный поденщик Гарри Т. Мур любит называть некоторых писателей. Пейли — ярко выраженная новеллистка, представительница старомодной прозы «Спокойствия» и «Неподвижности» («С» и «Н»), и мне доставили большое удовольствие ее два сборника рассказов «Маленькие беды мужчины» (с очень милым подзаголовком «Истории влюбленных мужчин и женщин») и «Грандиозные перемены в последнюю минуту». Она пишет, так сказать, с натуры...