— Вы нас слышите?

Ахилл снисходительно улыбнулся: у него дрогнул левый край губ.

Спустя короткое время он окончательно понял, что с ним случилось. Отсутствующий взгляд его часами был направлен в одну точку — на стене, на потолке, вернее, еще дальше — в пустоте пространства. Что-то с ним делали, и он им это позволял. Валя с ним разговаривала, но он, убедившись, что не может говорить членораздельно, ограничил свои ответы движением головы и движением век. Приходила девочка-логопед, он играл в капризного ребеночка: то притворялся, что не может ничего, то вдруг повторял за ней следом дурацкие звуки. И она еще радовалась! И Валя радовалась. Что они все хотят от него? Чтобы он снова стал тем Ахиллом, каким некогда был? Какая глупость. Прежнего Ахилла нет и никогда уже не будет. Он любил себя прежнего. А другим ему быть не нужно. Зачем? Влачиться еще какое-то время больным, беспомощным, потерявшим свое «я», мучить собой окружающих и быть предметом их жалости? Быть полуживотным-полурастением и, возможно, чуть-чуть человеком, — но вряд ли, разве он будет теперь на что-то способен? Улыбаться улыбкой дебила — вот и все, чем он отдарит их усилия.

Однажды Валя, после того как долго занималась его рукой, вдруг заглянула в его глаза — он увидал ее взгляд, полный страдания, — и стала повторять:

— Нет! Нет, нет, нет! Нет, Ахилл! Нет!

Он смутился и почувствовал, что должен как-то ответить на это.

— Что — нет? — спросил он. Возможно, это были первые целенаправленные слова, произнесенные им, первые его слова, предполагавшие ответ, диалог, общение.

— Я не позволю тебе! Не позволю! Вот как хочешь, а я не позволю! Нет! Нет, нет, нет!

Он опять спросил:

— Что — не по-зво-лю?

Длинное слово он произнес по слогам, стараясь, чтобы оно было понято.

— Уходить от меня. От нас от всех, кто тебя любит. Ты понимаешь? — Не имеешь права! Вот и все. Не будь предателем, Ахилл.

«Что она говорит? — разозлился он. — Я — предатель? Интересно, кого это я предаю?» Он хотел было это спросить, но понял, что ему не хватит ни нужных слов, ни нужной запальчивости, и с гневом и тоской посмотрел на Валю. Она прочла его мысли:

— Ты предаешь всех нас, спасавших тебя. Начиная от твоих десятиклассников. Я знаю, тебе нельзя волноваться, и ты не волнуйся, прости меня, я завелась. Но подумай спокойно. Ты начал выздоравливать. Ты уже на хорошей дороге, — так пойдем же дальше. Помоги мне, Ахилл. А я помогу тебе.

Он успокоился и спросил:

— Зачем?

Она ответила быстро и взволнованно:

— Я знаю, зачем! Помнишь, ты мне однажды сказал, что мечтаешь написать «пятую симфонию»? Я спросила, почему «пятую»? Ты ответил, что веришь в пятую, потому что у мастеров пятая — одна из вершин: Бетховен, Чайковский, Малер, Прокофьев, Шостакович. Понимаешь теперь? Ты должен написать свою Пятую! Вот зачем!