То, что Ахилл написал, было названо «Партитой в архаичном стиле для двух голосов». Он не стал указывать, для каких инструментов предназначено исполнение. Валя, быстро и аккуратно переписавшая ноты, предложила все-таки сделать надпись: «для струнного дуэта или клавишного инструмента». Ахилл согласился. Позже Партита оказалась первым сочинением М. Вигдарова, опубликованным в Союзе. Когда уже многое из написанного им издавалось на Западе — в Вене, в Гамбурге, в Нью-Йорке, — у «Совмузыки» и ее директора возникло желание попросить у композитора «что-нибудь, для начала простое, сами понимаете, чтоб не дразнить гусей», и Ахилл, почти шутки ради, дал в издательство Партиту. Ее напечатали, и, к удивлению, даже к некоторой досаде автора, считавшего это сочинение несерьезной «пробой пера», Партита обрела неожиданную популярность: учителя музыкальных школ давали ее своим питомцам, и те с удовольствием разучивали эту странную — простую и непривычную музыку; музыканты-профессионалы стали включать ее в свои программы, выявляя в ней суровый и некий «надмирный» подтекст, который слушателей завораживал и соответственно приносил успех исполнителям; и даже один семейный дуэт — два скрипача, муж и жена — удачно записал Партиту на своей совместной пластинке. Это тоже была первая грамзапись музыки Вигдарова.

Дачу в Красном к приезду жильцов подготавливала Настена, разумеется, все делала Варвара, Настена руководила. Известие о том, что у Ахилла есть возлюбленная, и почти что жена, очень разволновало Настену, она сгорала от любопытства и ревности, говорила Маронову: «Это странно, жениться в таком состоянии», — и постаралась показать себя: дача была вылизана сверху донизу и блистала чистотой, постели были великолепно застланы Настениным бельем, холодильник набит продуктами, и Варвара на день приезда Ахилла и Вали сготовила чудный обед.

При виде Ахилла у Настены появилось на лице страдальческое выражение, которого она, по недомыслию, не постаралась скрыть. Ахилл виновато ей улыбнулся. Славка бросился к нему — обнять, помочь, быть с ним, ему было все равно, каков теперь Ахилл и что с ним, — его кумир был снова здесь, остальное значения не имело. Когда вошли в дачу, Ахилл взглянул на бильярдный стол, усмехнулся и сказал Маронову: «Сыграем?» Тот, бедный, не сразу нашелся, что отвечать, отвернулся, потом поспешно сказал: «И сыграем! Еще подожди — мы сыграем!» Бильярд стал для Ахилла тренировочным снарядом: он подходил к нему, брал кий и учился держать его, делать удары и попадать по шарам. Все это удавалось плохо, но медленно шло к лучшему.