«Кто вам нужен?» — спросила декламантка. Пришлось извлечь листок из блокнота Вилли. Мне указали на кабинет — слава богу, тут же, на втором этаже. К двери кабинета было пришпилено объявление: «Столовая для работников „Винеты“ открыта с 9 до 17. При себе иметь пропуск». Секретарь усадил меня на стул и, поскольку искомая персона отсутствовала, привёл высокого худого юношу Сергея.

«Вы же з-знаете, что такое В-винета? — спросил Сергей, проводя меня по вихляющему коридору с тысячью дверей. — Н-нет? Это п-подводный город из славянских мифов. Г-где-то поблизости, в в-верховьях Одера». Никогда я не встречал человека, заикающегося столь сильно.

«Я иногда воображаю, — продолжал он, — что здесь та же Винета среди океана земного и мы тут шевелимся как твари, коих по паре. Пропаганда, знаете, много рук требует. Тут сидят артисты, которые развлекают пленных и остарбайтеров… Тут бутафорская… Здесь мы, переводчики, но временно: говорят, скоро съедем… Тут ателье, сошьют что угодно… Тут балет. Репетиционные этажом выше. А на других адресах — радиостанции, художники, газетчики…»

Коридор кончился, и последняя комната распахнулась залом, выходившим в тот самый эркер-шкаф, который выглядывал на смердящую Инвалиденштрассе. Справа размещались композиторы, а слева стояли столы, столы, и так до самых окон.

«Это литераторы, — сказал Сергей. — Бездарности, но им дано право утверждать все текстовки. Дерут деньги с певцов и постановщиков, чтобы сочинить им песню или утвердить номер. Если Винета — подводный город, то это — самое дно». Понизив голос, я ответил: «Понимаю! Не люблю литераторов». Сергей обернулся и задержал на мне взгляд дольше положенного, и я понял, что он не юн, а возможно, даже старше Вилли.

Необходимая персона так и не отыскалась. Секретарь о чём-то перешуршался с моим провожатым и спросил, нет ли у господина Бейтельсбахера биографии. Я начал пересказывать своё житие. «Погодите, — воскликнул секретарь, — есть же Лукинская!» Так мы узнали, что ассистентка директора была родом из Одессы.

«Да, я из Одессы, — ответила Ольга неприветливо. — Сядьте здесь, впишите в формуляр все необходимые данные, и я передам господину начальнику». Это были первые слова на немецком языке, услышанные в этом доме. Я заметил, что умею изъясняться по-русски. Она взглянула сквозь меня и продолжала: «Сейчас в переводческом бюро нет нужды в сотрудниках, но, возможно, в других отделах кто-то требуется».

«Других» она подчеркнула с особой холодностью. Подступила ярость и уже была готова излиться из меня, но воздух странным образом сгустился, пожелтел, и на дне зрачков Ольги мне померещился знакомый отсвет. Перелив тени и редких лучей, падающих сверху, — тот цвет, что был у стен расселины, та же острая чернота в её теснинах. Я попытался протолкнуть в себя ком, вставший в гортани, и вдохнуть, но не смог — мышцы не подчинялись.