Допрос протянул бы между нами километры колючей проволоки, и я решил признаться первым. «Я не рассказал тебе кое-что», — и далее я объяснил всё, что касалось Густава: и о жертвах, и о ноже, и о втором, куда более опасном лезвии, которое, к счастью, попалось переводчику, совершенно не знакомому с окопным боем.

Ольга прошла мимо меня в комнату. Села на кровать. Затем встала и вернулась в прихожую медленно, будто во сне. Она приблизилась ко мне и безо всякой надежды спросила: «Ты приезжал?»

Мостовая шумела до полуночи. На первом этаже, под пансионом, гулял лихой ресторан. Сначала мы молчали, и я не торопил. Затем Ольга произнесла: «Я надеялась, что с твоим появлением она перестанет приходить».

Итак, что я услышал той ночью? Что мать сходила с ума не спеша, будто спускалась к морю, как в Ольгиных воспоминаниях, по тропинке между сосен и оборачивалась на крутых поворотах. Что мать иногда разговаривала с воображаемыми гостями и просила дочь играть им мазурки или поддерживать беседу. Что порошки её не спасали. Что младшая сестра мамы, оставшаяся в Одессе, на письма о бедствии не отвечала, а других родственников Ольга не знала. Что, устав, Ольга решила заснуть навсегда и полночи решалась отравиться фосфором от спичек, но её убедили повременить…

Кто убедил? Кларисса или просто Клара. «Подожди, — сказала Клара. Произнесла она это где-то слева от темени, ближе к уху. — Сейчас я…» И Ольгино тело, ведомое ею, встало, подошло к зеркалу, взяло помаду, которую Ольга давно не открывала, и прямо в темноте обвело её губы.

Затем Клара исчезла, и Ольга засомневалась, не выдумала ли она её сама — ведь ей ещё в школе нравилось придумывать себе собеседников и разговаривать с ними. Помаду Ольга выбросила.

Но это не помогло. Через несколько дней Клара явилась вновь. И вновь. И затем ещё раз — уже утром. Она любила сверкать, любила краситься, белиться, посещать портных, просто чтобы болтать с ними.

Ольга ничего не могла сделать. Она поняла, что Клара — отдельная, и что она живёт в Одессе, и что, возможно, это та младшая сестра матери, помощь которой так была нужна Ольге! А может быть, это была сама мать, только в смещённом времени. Клара считала, что живёт на двадцать три года раньше, и это совпадало с возрастом матери, когда та родила Ольгу.

Вступить с Кларой в спор не удавалось. Приходилось подстраивать жизнь под её появления, которые случались всё чаще. Когда мать умерла, Ольга играла на фортепиано как можно чаще и заставляла себя увлекаться — до стёртых пальцев и крови. Музыка давала её личности нечто вроде структуры вещества, которая не позволяет молекуле распадаться. Клара ушла, но не навсегда — иногда она появлялась, то чаще, то реже.