– Съедим по паре гамбургеров на обратном пути в больницу?
– Я вчера принесла вам кое-что, – встряла Мими. – Это, конечно, не высокая кухня, но…
Она снова покраснела.
– Мими потрясающе готовит, – похвастался Шэнь. – Она часто нам что-нибудь приносит. Мы с мамой поздно возвращаемся домой, иногда за полночь. Она никогда не любила готовить, ты знаешь. У нее и на домашние дела времени совсем не осталось.
– И кто же тогда всем этим занимается? – прямо спросила Айви.
– Одна из подруг Мэйфэн, с которой она играла в маджонг, убирается у нас раз в неделю. Платим ей двадцать долларов в час и всегда угощаем чаем.
Значит, помимо помощницы и бухгалтера они смогли позволить себе еще и домработницу. Стеклянную собачку протирала не Нань, а чужая женщина. Вся эта брендовая одежда, в которой Лини заявились к Спейерам и которую Айви сперва приняла за попытку впечатлить новых родственников, дом, изменившийся почти до неузнаваемости, бездонная карта с деньгами для Остина, чеки от матери на оплату жилья и свадьбы – все это не было фальшивыми жестами, призванными пустить пыль в глаза. Теперь Айви стало ясно: ее родители действительно вели роскошную жизнь.
Мими обняла Айви на прощание.
– Вы даже симпатичней, чем на фото!
По тому, как наигранно-весело она говорила, Айви поняла, что та завидует ее семье. Наверняка она завидовала и ей.
В какой-то момент Шэнь и Нань действительно стали деловыми людьми, которые делают деньги и имеют определенный вес в обществе. Лапша, которую Айви всю жизнь вешала всем на уши, внезапно стала правдой.
* * *
От Романа по-прежнему не было никаких вестей. Удивительно, как человек в конечном итоге привыкает ко всему. Отчаянная паника, росшая внутри у Айви, наконец отступила, а на ее место пришло странное равнодушие. Это нельзя было назвать смирением – скорее, своего рода способом приспособиться. Айви знала это чувство. Впервые оно возникло у нее в четырнадцать лет, когда она с огромным синяком на лбу стояла под окном Романа.
Мэйфэн выписали во вторник утром. Чтобы отметить это событие, Нань заказала в местном сычуаньском ресторане их любимую еду: тушеные свиные ребрышки с бататом, баклажаны в чесноке и перце чили, маринованный говяжий язык и маленькие воздушные рисовые хлебцы, политые маслом и посыпанные луком-пореем. Стараниями всей семьи к обеду из комнаты удалось вытащить даже Остина. Он явно пытался привести себя в порядок: принял душ, побрился и надел костюм в полоску и шелковый галстук, словно с новой одеждой начиналась новая жизнь. Ничего более жалкого Айви в жизни не видела. Нань с надеждой улыбалась, а Шэнь восхищался тем, как сын похудел. Никто и слова не сказал о том, как непрактично садиться в парадном костюме за трапезу, состоящую преимущественно из жирной пищи. Шэнь много пил, Нань накладывала непомерно большие порции, – все было по-старому. По крайней мере, на первый взгляд: Айви заметила, что отец пил дорогой ликер, а не дешевое пиво, а шею Нань украшало тонкое золотое ожерелье. Она никогда раньше не носила драгоценности. Эта новая модница-Нань заказала еды на восемьдесят долларов вместо того, чтобы отругать Мэйфэн за очередной «Хэппи Мил» для Остина. На холодильнике висела целая кипа флаеров и купонов от китайских ресторанов – видимо, такие заказы были для них обычным делом. Какая роскошь. Возможно, они с Остином стали бы другими людьми, если бы питались дорогой ресторанной едой. Может, да, а может, и нет. Кто знает, что делает тебя