Смех, не устаёт повторять Бахтин, освобождает от страха. Трагедия же требует иного – переживаний «страха и сострадания». Смеховое восприятие предполагает дистанцирование от объекта, «эстетическую анестезию» по отношению к нему. Тогда как трагедия требует эмоциональной вовлечённости, и затем уже очищающего преодоления негативных переживаний. Вся трагическая гамма чувств исключена из бахтинской циклической модели развития, оставлена лишь часть раскрепощающе – смеховая. «Серьёзность» выступает в исторической поэтике Бахтина как синоним одноплановости, однозначности – в противоположность многоцветью карнавального смехового мироощущения. – Трагедия серьёзна, это так; но разве она не полна противоречий, парадоксов, борений – как внешних, так и внутренних? Разве подлинная трагедия не полифонична? Но вместе со всей сферой плоско-серьёзного она была отодвинута в сторону.

А. В. Панков осуществил анализ выдвинутой Бахтиным оппозиции «официальная культура» – «народно-смеховая культура». Он убедительно показал, что считать ту и другую сторону «монолитом» было бы явным, непростительным упрощением. И та, и другая культура внутренне дифференцирована. В процессе перехода от фазы к фазе черты старого и нового часто переплетаются самым причудливым образом, что мешает занять по отношению к ним предельно отстранённую, радостно-смеховую позицию, о которой всё время только и ведёт речь Бахтин. (И нам представляется весьма симптоматичным, что А. В. Панков, комментируя историческую поэтику и теорию карнавализации Бахтина, как бы поправляет первоисточник, вводя в изложение термины «трагическое», «трагикомическое», отсутствующие у Бахтина[344]).

Так же последовательно, как проследил Бахтин историю народной смеховой культуры, Ф. Ницше попытался проследить развитие трагедии – её истоки, расцвет, вырождение и перспективу возрождения (см. «Рождение трагедии из духа музыки»). От этой традиции, от освещения этой стороны развития Бахтин практически полностью отказался. Верный себе, он отрицал присутствие трагического катарсиса в романах Достоевского, вступая в полемику по этому поводу с Вяч. Ивановым и некоторыми другими авторами[345].

Резюмируя, можно сказать, что о незавершённом состоянии мира свидетельствует и трагическая сторона бытия. Пока существует, свершается и переживается трагедия – нет и не может быть ничего окончательного, всё ещё впереди. И так будет всегда. Трагический катарсис так же далёк от статики, как и комический. Трагедия в плане процессуальности, открытости будущему нисколько «не уступает» смеховой стихии.