Ни он, ни Воробей не подозревали, насколько тяжела болезнь, но они улетели первым же рейсом, который доставил их в Руанду. Оттуда они перебрались в Энтеббе, город в Уганде, где Хэмилтону диагностировали тропическую малярию, и он прошел курс лечения. Затем они отправились в Найроби, а из Найроби уже улетели в Хитроу. Тогда казалось, что худший период болезни Хэмилтона позади, он чувствовал себя намного лучше. Они выполнили свою миссию, все было хорошо. Один американский полевой биолог однажды рассказал мне, как чувствует себя в такие моменты: «Таковы правила игры: надо вернуться домой с данными». Его исследования тоже были довольно опасны – он потерпел кораблекрушение, голодал, чуть не утонул, его кусали змеи, но вот с малярией и автоматами Калашникова ему дела иметь не доводилось.

– Если ты рискуешь слишком сильно, то не возвращаешься домой, – сказал он. – А если рискуешь слишком мало, то не получаешь данных.

Хэмилтон и Воробей собрали данные, вернулись домой, а потом узнали, что холодильник, в котором хранились их драгоценные образцы, потерялся где-то в пути между Найроби и Лондоном.

Я съездил к Воробью в Тусон, и он рассказал мне всю эту историю.

– Все было хорошо, – сказал он, – только вот мы сдали в багаж шесть сумок, в том числе холодильник с образцами, а потом получили с карусели всего пять. Шестая, где были все образцы, пропала.

Его другу Хэмилтону на следующий день снова стало хуже, он отправился в госпиталь – и там началось катастрофическое кровотечение, возможно, вызванное противовоспалительными препаратами, которые он принимал от малярийной лихорадки. Воробей позвонил ему домой, и сестра Хэмилтона сообщила ему печальную новость: «Кто вы такой, почему вы звоните, Билл в реанимации!» Воробей тем временем ругался по международной связи с погрузчиком багажа из Найроби, который заверил его, что холодильник нашли и пришлют следующим же рейсом. Сумку действительно прислали – только вот это был чужой холодильник, набитый сандвичами.

– В общем, пока Билл умирал в больнице, разворачивалась и еще одна маленькая драма, – рассказал мне Воробей. Нужный холодильник все же прибыл в страну через два дня, но Хэмилтону уже было не до празднований. Он пережил не одну операцию и переливание крови, но после нескольких недель борьбы за жизнь все же умер.

Образцы фекалий конголезских шимпанзе, ради которых Хэмилтон пожертвовал жизнью, не дали ни одного положительного анализа на ВИО. Пара образцов мочи дала пограничный результат на антитела. Эти результаты не были ни достаточно ясными, ни достаточно драматичными, чтобы их можно было опубликовать. Хорошие данные берутся там, где вы их находите, – далеко не всегда там, где вы ищете. Через несколько лет, когда до Тусона добрались образцы из Киншасы – те самые 813 маленьких парафиновых пластинок с тканями, которые Жан-Жак Муйембе привез в Бельгию в чемодане, – Майкл Воробей был готов. Он нашел среди них DRC60, и этот образец рассказал неожиданную историю.