И только когда Виктор Игоревич распахнул перед Дашей дверцу такси, она сообразила, что к чему. Так вот он какой — папенька! Непонятно, почему Варя так взъелась на него — красивый, пожилой, видно, деликатный мужчина. Можно вообразить, как он сейчас переживает.

Внимательный взгляд дочери, никогда она на него так не смотрела, а потом чуть наметившееся выражение доброжелательности, вернее сказать — сочувствия, напугал его еще больше, чем откровенное неузнавание.

В такси Марина не закрывала рта. Дома все благополучно, бабушка пьет пустырник и зверобой, жалуется на поджелудочную и без конца ходит в гости к соседям — ну, ты знаешь. Вчера на газу кастрюлю сожгла, и меня же во всем обвинила. Я, видите‑ли, не тот горох купила. Папе лучше, ты сама видишь, он уже ходит на работу. И вообще, у него в институте просвет. Появился долгожданный заказчик. На папу теперь весь отдел молится. Да… пока тебя не было, кактус зацвел. Оранжевый такой цветок, очень красивый. Журнал надоел до чертиков. Очень сырой материал. Впечатление, что люди вообще разучились разговаривать по–русски. Авторы считают, что если дикторы на телевидении перестали склонять числительные и лепят что ни попадя, то в статьях тоже все можно. Алина наша, главный редактор, ты знаешь, всегда была со странностями, а сейчас и вовсе с катушек съехала, всем урезает зарплату, потому что тираж падает.

Марина сыпала все новости в одну кучу, потому что врач ей определенно сказала — с больной надо разговаривать, и совершенно непредсказуемо, какая информация послужит побудительным сигналом к возвращению памяти. Должен быть толчок, взрыв. Этим толчком может быть знакомая чашка или картинка на стене, или привычное слово в устах матери, словом — все что угодно, поэтому Виктор Игоревич не вмешивался в рассказ жены, и только когда совершенно неожиданно в ее монологе появилась война в Сербии, он воскликнул протестующе:

— Ну зачем девочке знать про бомбежки в Косово?

— А почему ей не знать, если это — главное событие в мире, — немедленно отозвалась Марина. — Ты знаешь про эту акцию, — она опять обращалась дочери, — которую затеяли Соединенные Штаты?

— И вовсе не Соединенные Штаты, ты это отлично знаешь, — в голосе Виктора Игоревича явно прозвучали истерические нотки.

Так вот что Варя называла словом "ругаться". Родители постоянно ругаются из‑за всякой ерунды, говорила она.

Спору не дано было развернуться полным полотном, потому что такси подрулило к подъезду. Приехали… У дочери был такой отрешенный вид, словно она входила в совершенно незнакомый дом, и у Марины появилось неосознанное желание сказать: "Хочешь, а покажу тебе квартиру?" Не сказала, конечно. Таким вопросом можно травмировать ребенка.