Чего она не знала, так это того, как попала в больницу. Спросить у лечащего врача Даша, естественно, не могла. Если начать вопросы задавать, то, значит, надо и самой отвечать, а потому игра в потерю памяти становилась бессмысленной. А так можно валять дурочку, пока хватит сил. В американских и бразильских фильмах нет более распространенной болезни, чем кома. Насморка нет, проказу победили, хирургическим путем заменяют тазобедренные суставы и само сердце, но редкий фильм обходится без комы, которая может тянуться годы — в зависимости от сюжета. К сожалению, ей кома не подходит. Раз она из нее уже вышла, то опять в нее впасть, с медицинской точки зрения, не имеет права. Эта та дверь, в которую дважды не входят. А вот потеря помяни — самое милое дело.

— Не надоело на мокром‑то лежать? — проворчала санитарка, вынимая из‑под Даши судно. — Все мимо прилила. Я одна, а вас вон сколько.

— Ей не велят вставать, — заступилась за Дашу больная у окна — Кристина.

— Ну и пусть себе лежит, — отозвалась санитарка. — Но до туалета‑то дотащится, не рассыпется, чай.

Даша отмолчалась, но потом, в тихий час, когда все спали после обеда, спустила ноги на пол и острожно сделала первый шаг, потом второй… Это было счастье — самой, без посторонней помощи справить нужду. Кажется, такая мелочь — унитаз, но сколько из‑за него приходилось переносить мук и унижений. Так бы и сидела в туалете всю жизнь. Хорошо, только мутит и голова кружится. Врач говорит — сильное сотрясение мозга. Еще бы его не сотрясти. Удивительно, что ее мозг вообще в черепушке остался.

Путь назад был труднее, пришлось отдохнуть, привалившись к дверному косяку. Теперь надо найти положение, при котором ломота в затылке постепенно затихает. Голова, конечно, сильно болела, но не так, что, мол, нет сил терпеть — пристрелите меня. Наверное, главная боль пришлась на то время, которое она валялась без сознания.

В палате лежали толстуха Мария Сергеевна с поломанными руками, Кристина с ожогом и старуха неизвестно с чем. Считалось, что у старухи тазобедренный, но сама она насчитывала у себя столько болезней, одна другой страшнее, что совершенно нельзя было понять, с чем именно она попала в больницу.

Мария Сергеевна, видимо, была хорошим человеком, родных и друзей у нее было, как у кролика, и все они носили в палату полные сумки вкусной еды. " От нашему стола — вашему" — кричала она, и очередной родственник нес к Дашиной тумбочке пирожки или фрукты. Кристине носил еду муж, экономный мужчина на возрасте. У него была большая розовая лысина и венчик волос на затылке такого нестерпимого рыжего цвета, что Даша готова была поручиться — подобный колер не мог появиться без вмешательства красного стрептоцида. Именно такой рыжины достигала бабушка, закрашивая свои седые кудри. Но бабушка не выглядела при этом смешной, более того, она не использовала в качестве одежды клетчатых панталон горчичного цвета и желтой рубашки. А этот клоун использовал. К своему удивлению, Даша со временем узнала, что Кристинин муж имеет ученую степень и преподает в каком‑то престижном институте. Старухе передач никто не носил, у нее и так была полная тумбочка еды и еще в холодильнике всякого добра почти полка.