Даша буквально наткнулась на лоток с мороженым. "Извините", — сказала она высокому громкому старику с окладистой бородой, могучие плечи его обтягивала вышитая русская рубаха. Лоток висел у него на шее на широком крепком ремне, на груди красовался плакат, призывающий всех и вся покупать отечественный продукт, сам старик кричал примерно то же самое. Торговля шла бойко. Даше безумно захотелось отечественного продукта. Она вспомнила, что так и не пообедала. Мороженое сейчас казалось не просто лакомством, но насущной необходимостью. Как курильщик мечтает, что с первой же затяжкой он успокоится и на спокойную голову сообразит, как выйти из трудной ситуации, так и Даша уверилась вдруг, что с утолением жажды и голода в голове у нее все прояснится и встанет на свои места. Почти машинально она сунула руку в карман пальто, которое несла перекинутым на руке. Какая же она идиотка! Откуда там взяться, деньгам? У нее с собой нет ни копейки. Желание ощутить вкус мороженого было столь сильным, что она решила попросить у старика хотя бы мятый, подтаявший стаканчик. Она скажет, что потеряла деньги или что она беременная, да мало ли что… Но к старику вдруг подвалила мамаша с детьми, которые прыгали, как мультипликационные обезьяны, и лоток враз опустел, а Даша села на лавку и расплакалась, силы ее оставили.

Хорошая лавочка, хорошие деревья, только пыльные. Дождя давно не было. Но и пыльные, они дают замечательную тень. Такую пеструю, живую, подвижную тень. Мысль о деревьях была приятна, на ней можно было отдохнуть, но Даша не могла удержать внимания на приятных ассоциациях, вызванных зеленой кроной, на это не было сил, сюжет умирал на глазах. Уже другая мысль выталкивала предыдущую. Как жарко‑то. И пить хочется.

Деньги ей нужны, деньги. А деньги лежат в бывшей Вариной сумке, которая теперь стала ее собственной. В конце концов, можно вернуться домой как ни в чем не бывало (как естественно она называет квартиру Соткиных своим домом)… Можно сделать вид, что она не читала никакого письма, а просто вышла подышать воздухом, а теперь вернулась. И так же, как ни в чем не бывало, взять сумку и выйти на улицу. Но это не ее, это их деньги. Можно было есть их еду, спать в их доме, когда они принимали ее за дочь, но сейчас, когда они в этом сомневаются… Никогда! Даша вдруг обиделась на Соткиных за их глупую деликатность, за то, что не снизошли до разговора с ней. Куда как естественно было сесть за стол и, попивая горячий чай, все рассказать. Неторопливо, по порядку… Иногда вот так, читаешь книгу, и думаешь, почему герой вовремя не покаялся? Кажется, чего проще, расскажи тайну, собеседники все поймут и обрадуются, а герой всё что‑то мудрит, накручивает, громоздит глупые мысли. Если Бог есть, то он отличный романист. Он ставит людей в такие условия, чтобы развязка не появилась раньше времени.