В лифте не проронили ни слова. Антон только нежно поглядывал на Дашу и улыбался. Казалось, что он вот–вот подмигнет от переполнявших его чувств. На кухне он нашел применение своим чувствам и стал заботливо выгружать на стол разнообразную и роскошную снедь. На столе появились оливки, кукуруза, икра красная, нарезки ветчины, рыбы и мяса, все было нарядно упаковано, даже молодая картошка была упрятана в целлофан с импортными буквами, и только истекающая жиром селедка в узлом завязанном пакете, имела явно отечественный вид. Даша окинула все это богатство рассеянным взглядом, залпом выпила стакан минералки, отерла ладонью рот и села за стол.

— Давай почищу.

— Селедку? — он искренне удивился. — Вот уж не знал, что ты умеешь делать столь грязную работу.

— Я все умею.

— В этом я не сомневался. Но селедка! Горчичную подливу я сделаю сам. По маминому рецепту. Мама у меня замечательная кулинарка. Очень простой рецепт, но нужно точно соблюсти пропорции — сахар, масло, уксус… ну, ты понимаешь. Пальто только повесь. Зачем ты его взяла — в эту жару?

— Я тебе все объясню. Вначале объясню, потом займемся кухней, — умоляюще сказала Даша.

— Ну уж нет, — он забрал у нее пальто, отнес на вешалку. — Сегодня у нас праздник, а какой, потом скажу. На вот… положи на доску.

Он протянул Даше старый "ТВ Парк". Даша плюхнула селедку на полуобнаженную фигуру кино–дивы, жир растекся по глянцевым ногам и встал мутной лужицей на перламутровых туфельках.

Когда отделяешь у селедки кости от тулова серьезный разговор невозможен. И хорошо. Она сделала попытку — не получилась. И замечательно. Больше всего сейчас она жаждала именно отсрочки. Важный разговор лучше было начать сразу на лавочке. Он бы сел рядом, обнял ее, полез целоваться… Пока ждала, сцена придумалась во всех подробностях. Она, конечно, не выдержит, расплачется, а он станет ее успокаивать, будет целовать шею и шептать испуганно: "Что случилось? Я сделал что‑нибудь не так"?

На этой сцене Варя мысленно замирала, длила ее до бесконечности, а потом отматывала назад, и опять Антон целовал, на этот раз руки, а она собиралась с силами и произносила роковую фразу: " Антон, я должна сказать тебе что‑то чрезвычайно важное. Ты только не волнуйся. Я не Варя Соткина. Так получилось, что я воспользовалась ее именем… и судьбой". Дальше следовал ответ Антона, скорее, не ответ, а возглас, или вопрос, или недоверчивый смех… вариантов было множество. Главное, все объяснить по порядку. Но с пакетами в руках не обнимаются, а испачканные селедкой руки захочет целовать только извращенец.