Перед моим внутренним взором встала поджарая девушка с пляжа, и я на миг лишился дара речи.

Откашлявшись, я поспешил сказать:

– Простите за поздний визит, я ваш сосед…

Она вымученно улыбнулась и открыла дверь шире:

– Входите.

Я шагнул в единственную часть дома, где раньше не бывал. Подыскал нужные слова, но вместо них выпалил:

– Господи!

Окно на кухне Катажины разбилось, градины, отскакивая от подоконника, летели в квартиру. Под батареей выросла ледяная горка. Промозглый ветер рвал шторы и теребил волосы.

– Скорее, – воскликнул я, – принесите одеяло! Надо заделать дыру.

– Бросьте, – отмахнулась женщина со смесью безразличия, легкомысленности и усталости. Мягкий акцент придал изюминку глубокому чистому голосу, – здесь нет ничего ценного, что не подождет до завтра.

Я настаивал, и она, пожав плечами, согласилась предоставить мне требуемое. В ее отсутствие я вымел куски стекла.

– Прошу, – она вручила мне плед, и даже специалист по пластмассовым ведрам сказал бы, что это был недешевый плед.

– Готово, – отрапортовал я через пять минут. Она смотрела на меня изучающе, и я обрадовался, что полутьма скрывает покрасневшие щеки. – В подъезде настоящий потоп. Дом тонет.

– Пусть тонет к дьяволу, – фыркнула Пьетрас.

Моя мама оскорбилась бы, услышав подобное.

Я невольно улыбнулся. В словах старой актрисы не было ничего напускного. Ее почти вздорная естественность воскресила в памяти импульсивную Гелену, рискующую жизнью ради справедливости.

– Я видела и не такие дожди.

– Уверен в этом, – я переступал с ноги на ногу, не зная, как себя вести.

– Вы актер? – прищурившись, спросила Катажина.

– Что вы… Я продаю товары для дома. Веники, вантузы…