Он уезжал из поселка худощавым и стройным, и девчонки считали его привлекательным, разве что несдержанность отваживала потенциальных невест. За три года Олег поправился на двадцать пять килограммов и весил почти центнер. Под футболкой проступало пивное брюшко, под наждачной щетиной – дополнительный подбородок. Высокий рост мешал назвать его толстяком, но это было вопросом времени. Московский рацион составляли вареники и хинкали в пакетах. В отросших волосах появилась седина. Из-за постоянных возлияний лицо обрюзгло и состарилось раньше срока – но как на трезвую голову не свихнуться в Первопрестольной?

Целыми днями он мотался по мегаполису, потел в метро, втюхивая гостям столицы жилплощадь, а под вечер глотал из банок пиво и грыз полуфабрикаты.

«Не хочу, чтоб ты стал толстым», – сказала Влада за три дня до исчезновения. До катастрофы, разрушившей семью Толмачевых.

Сегодня, дети, вы усвоили важный урок: в жизни не бывает так, как вы хотите.

Асфальт закончился. Дорога была выложена отнюдь не желтым кирпичом, а бетонными плитами. В этой части поселка стояли двухэтажные сталинки, выглядящие уныло и аварийно. На железных удавках сушилась унылая одежда посельчан, унылый кот уныло вылизывал яйца под облезлой голубятней. Олег спустился по ступенькам во двор, совершенно деревенский, с курятниками и собачьей будкой. Из зарешеченных сарайчиков несло птичьим пометом.

Запах дома…

Олег отмахнулся от идиотской ностальгии, презрительно сплюнул. Ощупал языком десну, альвеолу, в которой до мая мирно гнездился передний зуб.

Резец он потерял в драке. И именно это стало причиной его возвращения в Свяжено.

Нет, здесь не вставляли зубы. Кроме аптеки, в поселке функционировала поликлиника и отделение скорой, но никаких стоматологий. Суть в другом. Когда его избивали трое, когда кроссовки споро впечатывались в живот, он увидел сестру.

Он шел к метро, заключив очередную удачную сделку. Лохи согласились на минимальную скидку за квартиру напротив гудящей фабрики. В пакете грелась чекушка, на душе было радужно. Эти переменчивые радуги, впрочем, легко трансформировались в алые пятна злобы. Коротышка, сидевший на детской площадке, попросил сигарету. Олег сказал, что не курит, и услышал брань в свой адрес.

– Что ты вякнул? – не раздумывая, он перепрыгнул парапет и устремился к хаму.

Двое приятелей коротышки вышли из подворотни, на ходу застегивая джинсы. Завязалась драка с заранее предрешенным финалом. Олег пропустил удар, следом – еще один. Из носа хлынула кровь, рот наполнился жидкой медью.

Сгруппировавшись кое-как, он лежал на газоне. И видел за малиновой пеленой, за мельтешащими ходулями арку, и в арке – девочку. Со светлыми расплетенными волосами, с огромными голубыми глазищами: эти глаза, эта небесная синь колебалась, покидая предусмотренные грани глазниц, будто в отрыве от бледного лица, будто ее нарисовали волшебной акварелью поверх выцветшей фотографии. Глаза были ближе, чем их обладательница. Они мерцали в голове Олега, обезболивали, утешали. Так маленькая Влада смотрела на загипсованного брата: он сломал кисть, упав с велика. Пока она смотрела, исчезала боль.