Вскоре перевели Сергея из наблюдательной палаты в обычную. Туда разрешался допуск определённых вещей и еды, можно также передвигаться самостоятельно по коридору отделения и смотреть телевизор в комнате для досуга, там же он взял книгу с библиотечной полки. Второсортный детективный роман он предпочёл смелым сказам о героях строителях коммунизма. Такой расклад был куда лучше, и он почувствовал себя на свободе.
Вечером в строго отведённый час пациентам могли позвонить на стационарный телефон у поста после тихого часа. Дозвониться очень трудно, так как аппарат один, а тех, кто звонит, обычно с десятка два. Колязина подозвали к стойке, он как раз смотрел кулинарное реалити-шоу по телевизору.
На проводе оказалась Алёна Витальевна, она все эти дни старалась дозвониться и узнавала у заведующего постом, можно ли поговорить с Сергеем Колязиным. Пациентом наблюдательной палаты не положено принимать звонки. Разговаривать разрешалось не больше пяти минут. Алёна Витальевна довольно холодно спросила, как он там. Разговор не клеился, обменялись фразами, дежурными вымученными вопросами, и закончили на этом. Сперва, это показалось каким-то невероятным разговором, очень важным и особенным. На деле же вышло не так. Не этого он ожидал, может он хотел рыданий или слов в признании вины за своё непонимание, однако ничего грандиозного и цепляющего не получилось. У него заметно упало настроение. Он чужд теперь людям по ту сторону стены. Сожаление мутило водную гладь его возрождающегося водоёма жизни. Рябь пошла кругами. Как дни и ночи. Как мысли и пустоты.
Ни с кем он здесь знакомств не завёл, даже с однокомнатниками. По речи и повадкам не назовёшь их какими-то странными или даже нездоровыми. Однако, согласно МКБ47, все они довольно серьёзно больны. Одному диагностировали шизофрению, другой в глубокой депрессии и с забинтованными руками, ибо вены вспорол, третий — что-то мутное и непонятное, четвёртый имел ярко выраженную манию преследования и с логикой у него было туговато. Заговаривал Сергей с ними изредка, зато они между собой заводили разговоры по поводу передачек с
Эйфория освобождения спала как-то быстро. Имеющийся расклад его не устраивал. Голова болела и многие прочие мелочи удручали его, о которых хотелось бы забыть.
Сегодня к Сергею приедет остальная семья, он был предупреждён и это его возбудило до безобразия. Занять себя чтением или сном оказалось невозможным. Когда же время неуклонно стало близиться ко встрече, душа его омрачилась, и он хотел отдалить это дело, а то и совсем отменить. Он думал, что скажет, хотя наученный опытом мечтаний об Инессе, мог бы и догадаться, что его красивые сюжеты не будут иметь точек соприкосновения с реальностью. Наконец, его вызвали, он с содроганием сдвинулся с места и последовал за смотрительницей. Перед ним отворили дверь отделения и в сопровождении конвоя увели на первый этаж, как и ещё одного доходягу с дальней палаты.