— Меня хороните… Меня… — вырвалось у него чуть ли не со злобой.

Его слова поразили маленькую кучку присутствующих. Они поняли их как выражение супружеской верности и неутешного горя вдовца.

Швейцар Дьюре шепнул на ухо председателю домового комитета:

— Теперь он кричать начал. Ну что ж, так даже лучше… Пусть выкричит свое горе, скорее утешится.

Могильщики уже взялись за доски, чтобы вытащить их из-под гроба, и схватились за веревки. Мокрые доски глубоко увязли в глинистой земле, но могильщики были люди опытные и быстро справились. Гроб, покачиваясь, повис на веревках, между небом и землей, как гроб Магомета… Вдруг…

Нет, мы не можем принизить величие этого момента, говоря о нем будничными, равнодушными словами! Послышалось легкое пыхтение мотора. Макула поднял голову. Сквозь слезный туман пред ним возникло сияние, его ослепил свет редкой, огромной, неожиданной радости. В нескольких метрах от могилы затормозила в грязи «победа», у которой не только все четыре крыла, но даже дверные ручки были забрызганы грязью. Дверца машины открылась, и появился (спустился, как ангел с неба) товарищ Бунетер, а вслед за ним, с другой стороны машины — секретарь партийной организации Липпаи.

— Одну минутку, — обратился к могильщикам Дьюла Макула, — подождите всего одну минутку! — И он уже хотел броситься навстречу Бунетеру прямо через бугор земли и даже через гроб, если бы верный Янош и его мать не удержали его.

Но могильщики не хотели ждать, ибо нелегкое и даже невозможное дело удерживать качающийся тяжелый гроб над вырытой могилой. Они потерпели еще несколько секунд, а потом плавными профессиональными движениями красиво опустили его в яму, в родную мать-сыру землю, глубоко-глубоко, так глубоко, что, вероятно, в день страшного суда даже трубы архангелов не донесутся туда. Яма поглотила бедную тетю Терезу так ловко, как будто та провалилась сквозь землю.

Внимание присутствующих разделилось между опускаемым в могилу гробом и прикатившим в автомобиле начальством. Главному бухгалтеру все-таки удалось освободиться из рук родственников и броситься навстречу прибывшим.

— Свихнулся старик, — сказал Дьюре, но так тихо, что мало кто услышал его.

Бунетер и Липпаи с обнаженными головами и с подобающим случаю унынием стояли по ту сторону могилы, держа в руках огромный архироскошный венок, концы лент которого уже выпачкались в грязи. Увидя, что Макула торопится им навстречу, они оба тоже поспешили к нему, неловко волоча за собой венок.

Вот оно, вот оно наконец!

— Опоздали мы, заседание было в министерстве, примите наши соболезнования, дорогой товарищ Макула! — И Бунетер крепко жал и тряс руку главного бухгалтера.