В ту осеннюю, а скорее летнюю теплую ночь (специалист по сиропам страдал бессонницей и хорошо слышал все тайные и явные шумы и звуки, раздающиеся в окрестностях) Гранач прилежно склонился над книгой, готовясь к политзанятиям. Он изучал ту часть конституции, где говорится, как социалистическое общество защищает личную собственность. Слово «собственность» всегда бросалось ему в глаза, если даже оно упоминалось всего один раз в толстенной книге в шестьсот страниц, особенно если рядом с этим словом в какой-нибудь связи с ним обнаруживалось еще и слово «частная». Говоря о Граначе, нам кажется не лишним заметить, что он был склонен заниматься даже социалистическим сельским хозяйством, лишь бы это в какой-то мере было связано с вопросом о приусадебном участке. Он даже был бы способен вступить в колхоз исключительно из-за этого приусадебного участка.

Гранач читает: «…социалистическое государство защищает собственность трудящихся, нажитую ими своим трудом», и чувствует, что в нем начинает копошиться идеологический червячок, направляющий его мысли к ореховому дереву. Разве это не собственность, нажитая своим трудом? Ведь если считать доходы, которые он получал когда-то от сиропного завода, результатом эксплуатации, то ореховое дерево в конечном счете является его теперешней собственностью, подчиняющейся законам новой производственной системы, никогда не находившейся на службе эксплуатации… О боже, от всего этого можно с ума сойти!.. Гранач уже начинает обливаться потом, опускает голову на руки и вдруг слышит: хлоп, хлоп, хлоп. Он мгновенно узнает этот звук, означающий, что орех срывается с ветки, прокладывает себе путь среди листьев и хлопается на мягкую от дождя землю.

Хлоп… хлоп… «Социалистическое государство защищает…» хлоп… хлоп… К этим звукам теперь прибавляется шум ветерка, налетевшего с горы Шаш. Первые порывы ветерка сотрясают плохо закрывающуюся дверь ванной, проникают в открытое окно, играют с занавеской и, конечно, гнут ветви орехового дерева. Листья перешептываются, делятся между собой осенними сплетнями об увядании, о коварной желтизне, а некоторые из них жалуются, что еще две недели назад их ветви свободно выдерживали тяжесть садившихся на них дроздов и голубей, а теперь боятся даже воробья, способного своим слабым клювом сорвать чахлые листочки и пустить их кружиться по ветру все ниже и ниже, до самой земли. Все чаще и чаще слышится шум падающих орехов… хлоп… хлоп… Орехи падают на мягкую землю… «Социалистическое государство защищает…» Ветер затих, унесся в самый дальний конец соседского сада — туда, где живет семья академика Тулипана. Слышно, как скрипят детские качели маленького Яноша, сына Тулипана… Этим делом тоже стоило бы в конце концов заняться, а то академик то, академик сё, а качели скрипят вот так иногда целую ночь напролет, порождая непримиримые противоречия между академиком Тулипаном и проживающими поблизости гражданами, нервы которых не выносят скрипа… Но как с этим бороться? Тулипан — большой человек, говорят, что он по какой-то совсем маленькой рыбке объясняет прошлое всего человечества, а его сын Янчи тоже очень популярен, и ему пророчат необыкновенное будущее. В соседней квартире живет редактор Рамзауер с семьей. Его дети Катика и Дьюрика тоже качаются на академических качелях, да и Тинко иногда качается на них с газетой в руках. Вот окрестные жители и терпят эти качели, тоскливо скрипящие по ночам.