Мы с Тхлелане начали операцию под успокаивающую болтовню Майкла.

– За время моего четырехлетнего обучения в резидентуре по анестезиологии я провёл более полугода в отделении реанимации… Я никогда не забуду удивительного мальчишку лет тринадцати с синдромом Guillain—Barre syndrome[33].

– Парень – звали его Элтон Малаудзе – лежал у нас в реанимации на аппарате искусственной вентиляции лёгких три месяца. Ты представляешь, Слава, что значит для пацана такого возраста три месяца лежать неподвижно и видеть только кусок потолка и одни и те же лица медицинских сестёр и врачей, – это украденный огромный кусок жизни.

Мальчишка компенсировал недостаток зрительных раздражителей обострённым слуховым восприятием звуков, которыми было с избытком заполнено отделение реанимации: помимо постоянного обмена персонала отделения непонятными медицинскими терминами, в мозг ребенка врывалась и «взрослая» болтовня сестёр («У меня новый парень – я так вкусненько вечера потрахалась!»)…

Элтон тщательно вслушивался в доклады врачей и медсестёр при передаче дежурств:

– Это больной с синдромом Guillain—Barre… У него сегодня… то-то, то-то и то-то…

Однажды во время еженедельного обхода профессора молодой врач от волнения перепутал больных и представил профессору пациента на соседней с парнишкой койке:

– Это больной с синдромом Guillain—Barre…

К этому времени Элтон уже мог немного разговаривать, зажимая пальцем трахеостомическую трубку. Он пришёл в негодование, стал стучать кружкой по столу, бить себя в груди и шипеть:

– Профессор, это не он… Это – я, я – Guillain—Barre syndrome!

Большую часть суток в отделении реанимации слышны только вдохи-выдохи аппаратов искусственной вентиляции лёгких и всевозможные бипы-пипы и звонки электронной техники для наблюдения за состоянием больных. Некоторые сигналы вызывали панику среди обслуживающего медицинского персонала отделения:

– Давление падает… Остановка сердца… Интубация! Дефибриллятор!

Однажды медсёстры скучились попить чаю в своём закутке и за болтовнёй не расслышали тревожного сигнала монитора, но они обратили внимание на необычный для реанимационного отделения грохот бросаемой на пол Элтоном посуды.

– В чём дело, Малаудзе?

– Остановка сердца! Остановка сердца!! Остановка сердца!!!

95. Каждый хирург имеет собственное кладбище

95. Каждый хирург имеет собственное кладбище

После окончания 2-го Московского медицинского института я получил удачное назначение в торакальное отделение МНИОИ им. П.А. Герцена. До начала работы оставалось два месяца. Из юношеских книг пришла ко мне мечта – хоть чуть-чуть попробовать себя в «земской медицине». Я решился апробировать свою мечту на родине моих родителей – в селе Поим Чембарского уезда Пензенской губернии. Понятно, что не было уже давно ни губерний, ни уездов. Да и Чембар уже давно был переименован в Белинск.