Вот внук противогаз нахлобучил — к чему это? Может, у него фантазия такая, а может, прячется? Точно, прячется, стервец. Курит там в нем небось, как в шалаше. Руку просодит внутрь с папиросой и дым пускает… От такой догадки Джон поперхнулся. Надо будет завтра словчить и постараться выспросить. Не открутится от деда, дед — хитрый мужик. Посмотрим, кто кого. И Джон спал в эту ночь спокойно.

Снилось ему, что работал он как ошалелый, а что делал — не понять. Мышцы разнесло от силы, как мячики. А проснулся — помятым и черствым, как вокзальный пирожок, — ну надо же такому присниться. Кто тут кого обманывал: тело голову или душа тело? Не разберешь, пока еще раз, снова, не выспишься. Да, потрудился он за свою жизнь много. Есть работа простая, а есть — без программы не обойдешься. Печь, например, сложить. Он пять раз кирпичи разберет и вычислит, но не отступится — своего добьется: печь не дымит и греет жарко. И лапти плел, и валенки подшивал, и бочки клепал, и лыжи гнул, и санки делал, и всю мебель — своими руками: диван пружинный, кровать высокая, под красное дерево, шкаф резной с зеркалом, стулья со спинками получше венских, а полка для посуды — как игрушечка, и без бокалов сверкает; и землю копал, и крыши крыл, и дома строил, и погреба делал, и воду проводил, и дрова заготавливал, и силосные ямы ломом долбил, и колодцы рыл, а вот, правда, корову так и не научился доить. Это уж точно не мужская работа.

Но и это не все — так как война тоже не только смелости требовала, но и умения: стрелять, плавать, плоты мастерить, окопы рыть, в ногу шагать, песни петь, кашу варить, на ходу высыпаться. Работал — умаривался, зато снов таких не снилось: будто на дно проваливался, лишь только бок плоскость почувствует. А теперь, паразитство, что ни ночь — то концерт включается. Да ладно б только жизнь в потемках вспыхивала, а то ведь и смерть являться стала. Наверное, поэтому старики не любят помногу спать, что снов таких противных избегают.

С толпой мужиков, чуть от них приотстав, шла женщина. Молодая, в светло-зеленом платье — от ветра оно трепыхалось, как крылья у стрекоз. У мужиков кулаки как будто гирьки пудовые — тик-так, размахивают ими, торопятся.

Дорога вела через песчаный карьер. Редкие дома встречались на пути, солнце зловеще лежало на конце прямой улицы — день, видать, клонился к вечеру. Дорогу засыпал сплошной песок, словно красного кирпича натерли горками.

Среди голого песка неожиданно возникло дерево. Все остановились и взглянули туда, где должна быть вершина, но ее как будто кто спилил. С нижних веток свешивались снизки скукоженных плодиков, похожих на пересушенные подберезовики. Листья маренового цвета — каштан, не каштан, — никто не знал, как называется это дерево.