Хорошо поднялись сосенки, на целых два вершка. Да и как им было здесь не расти: междурядья обкошены, вездесущий ивняк порублен и сложен в кучи, приствольные круги взрыхлены — целую декаду с Григорием торчали на делянке.

За посадками рыжела болотника. Лысуха, вздрагивая кожей, выбралась из воды на кочковатик, рассекла грудью ивняк и вышла к полю. И здесь пластался жиденький, с поникшими метелками овёсец. За полем стояла Нечайка, деревенька в три дома.

В огороде крайней подслеповатой избы — окна наполовину заложены ватой, войлоком — копошилась старуха Марфа Андреевна Коптева, по прозванию Зернышко.

Зинаида подъехала к тыну. Старуха живо выпрямилась — маленькая, крепкая, какая-то ядреная. Лицо тоже крепкое, гладкое, румянец во все щеки. Во всем ее облике — простота и значимость. Какие, мол, еще хитрости-премудрости, живу прямо, открыто и ничего другого не знаю. Одним словом — «зернышко».

То ли на третий, то ли на четвертый год после войны жал рожь в Нечайке эмтээсовский комбайнер. Марфа же пасла скотину. Она, выйдя замуж уже тридцатилетней за безногого Мотю Коптева, рядилась в пастухи. Как только комбайн выстриг поле с одного краю, Марфа пустила коров, сама пошла по рубчатому овальному следу. Но тут же остановилась, как-то растерянно оглянулась, опустилась на колени, пошарила по земле ладонями, опять же растерянно поднялась, постояла и вдруг припустила по полю. Комбайнер, увидев размахивающую руками, что-то заполошно выкрикивающую пастушку, остановился, сошел на, землю.

— Зернышко, зернышко теряешь. Ты посмотри, где-то дыра! Видишь, зернышко!.. — Она раскрыла кулак, на ладони лежали крупные, восковато блестящие зерна.

Комбайнер засмеялся, полез на площадку.

— У хлеба не без крох! — крикнул он с высоты, и комбайн тронулся.

Наголодалась Марфа за войну, хватила горюшка. В семье старшая, а за ней целый выводок — шестеро. Отца убило в начале войны под Киевом. Она вместе с матерью и двумя сестренками ломила в колхозе, все зимы — на лесоповале, а ела-то чего? Об этом и вспоминать жутко, слеза пробивает. А тут растерянное по жнивью зерно… Запомнился тот случай людям: видишь ли, зернышко обронили… подметила!

— Значит, в обход, Зинаида Матвеевна, — говорила старуха, растопырив заскорузлые ладони. — А я вот копаюсь, начала. Одной-то неуправно. Картоха ноне уродилась хорошая.

— Когда у тебя не родилась-то, Марфа Андреевна, скажи? Как крот носом в землю упираешься все лето. Еще бы!..

— Да уж чего, с малых лет так. Только и умеем с землей валандаться, больше ни на что негожи, — даже как бы виновато улыбалась старуха.