— Все равно не скажу, где прятал, — выкрикнул вдруг Гаврилин. Наручники уже сковали ему руки.

— Да не нужны твои тайны, — со вздохом сказал старый полковник. — Скорей бы ты вместе с ними убирался со свету.

Послышались голоса. От рощи к остановке, переговариваясь, шли женщинах мужчиной, между ними, держа обоих за руки, — ребенок. Следом были еще люди. Вдалеке на дороге показался троллейбус.

— Ну все, в машину, — сказал Шинкевич. — Незачем его людям показывать.

Василий Травкин ЛЕСНИЧИХА

Василий Травкин

ЛЕСНИЧИХА

Сойдя с крыльца и окинув быстрым и зорким взглядом лежащие окрест Семеновки леса с кой-где желтеющими прогалами созревших полей, Зинаида остановилась и замерла. Солнце поднималось над увалистыми холмами заречья, и в его свете розоватое марево испарений зыбко клубилось, стушевывая знакомые очертания просторов.

Схватившись за прохладные, слегка отпотевшие перильца, жадно вдыхая свежий воздух, подслащенный солодеющей в копешках отавой, Зинаида упоенно смотрела в текучие дымчатые дали.

Но это благостное настроение держалось лишь какую-то минуту. Отчего-то охватывала подспудная тревога, наполнялось заботой сердце. Вглядываясь в этот сосущий душу лесной окоем, она думала: «Все ли там ладно? Порядок ли? Все ли идет своим чередом?..»

Григорий, муж ее, невысокого росточка мужичок, сухой и подвижный, вывел из сарая заседланную Лысуху. Кобылка косила в прогон оранжевым глазом, перебирала нетерпеливо мягкими дряблыми губами, она понимала: сегодня ей шагать и шагать по тихим, вольно петляющим тропам и проселкам.

Григорий передал повод и отступил, приглядываясь к седлу.

— Вернусь, наверно, опять поздно. Поеду «большим кругом», — сказала Зинаида, достав сапогом стремя.

Григорий услужливо подскочил, поддал широкой ладонью, и Зинаида живо влетела в седло.

Лысуха, ощутив знакомую тяжесть, переступила, встряхнула седеющей гривой.

Григорий подал полинялый зеленый плащ, полевую брезентовую сумку, маленький зачехленный топорик.

— Дай еще и мешишко, какой гриб попадется. Ну вот. Теперь, кажись, снарядилась, — успокоенно сказала Зинаида, закидывая ремень сумки через плечо. Но во взгляде ее, в потерянно перебирающих поводья руках, в самой позе угадывалось волнение.

Она тронула лошадь, но тут же остановилась. Всегда вот так у нее: собирается — молчит, ничего не вспомнит, а как отъедет — пойдут наказы.

— Копешки-то растряси, растряси — подсохнут.