Он помолчал, покачав головой.

– Бог его знает… возможно, мы с ним ошибались.

Он развернул лошадь, и они шагом начали спускаться по склону холма. Тишину нарушали только звяканье уздечек и топот копыт. Оба думали о Дирке Кортни, но прошло еще минут десять, прежде чем Шон заговорил:

– Тебе известно такое место, как долина Бубези, по ту сторону Чакас-Гейт?

– Да, – ответил Марк.

– Расскажи, что с ней сейчас, – попросил Шон. – Я не был там лет пятьдесят, не меньше. Во время войны со старым верховным правителем зулусов Кечвайо мы преследовали в этих местах остатки его отрядов, гонялись за ними по всей реке.

– Я был там всего несколько месяцев назад. Как раз перед тем, как оказался у вас.

Шон развернулся в седле и, резко сдвинув черные брови, посмотрел на Марка.

– Что ты там делал? – отрывисто спросил он.

Марк хотел было уже выложить и все свои подозрения насчет Дирка Кортни, и странные обстоятельства гибели его деда, рассказать, как он отправился на поиски его могилы, а также чтобы разгадать тайну территории, лежащей за Чакас-Гейт. Но он чувствовал, что тем самым может оттолкнуть от себя Шона Кортни. Он уже достаточно изучил его и понимал, что генерал может сколько угодно обвинять во всех грехах своего сына и отрекаться от него сам, но не захочет терпеть обвинений от постороннего человека, не члена его семьи, тем более что подозрения Марка не подкреплены конкретными доказательствами. И Марк преодолел это искушение.

– Когда я был маленький, мы с дедушкой часто бывали там. Вот мне и захотелось снова там побывать; там так тихо, так красиво… душа отдыхает.

– Да-да, – генерал сразу понял, о чем он говорит. – А как там насчет дичи?

– Маловато, – ответил Марк. – Перестреляли… к тому же ставят капканы, охотятся по-всякому. Совсем мало дичи осталось, пусто.

– А буйволы?

– Немного есть, там, где болота. Думаю, по ночам выходят оттуда в буш попастись, но лично я их ни разу не видел.

– В тысяча девятьсот первом году Селус[18] писал, что буйволы в Кейпе совсем исчезли. После эпидемии чумы рогатого скота. Черт побери, Марк, когда я был твоего возраста, они паслись стадами по десять и двадцать тысяч голов, на равнинах вдоль Лимпопо было от них черно.

Он снова пустился в воспоминания. Эти рассказы могли бы звучать скучно, как нередко и случается, когда какой-нибудь старик принимается делиться событиями давно канувшей в прошлое эпохи, но Шон повествовал так ярко и живо, что Марк слушал с увлечением. Его восхищали истории о том, что человек мог по полгода путешествовать со своими фургонами по этой земле, не встречая белого человека.