– Если бы я знал, где его искать, я немедленно послал бы тебя к этому молодому человеку просить прощения, – спокойно сказал он.

Сторма вспомнила эту угрозу, и на мгновение ее охватила паника. Она-то знала, что ее отец вполне способен заставить ее просить прощения даже сейчас, и Сторме захотелось бежать из библиотеки куда глаза глядят. Ей потребовалось огромное усилие, чтобы взять себя в руки. Сторма снова гордо вздернула подбородок.

– Вы совершенно правы, – холодно сказала она. – Наем и увольнение слуг моего отца меня не касаются. А теперь, будьте так добры, пропустите меня…

– Конечно, прошу прощения.

Продолжая улыбаться, Марк сделал вызывающе низкий поклон и шагнул в сторону, давая ей пройти.

Вскинув голову и шурша юбкой, она прошла мимо Марка и в волнении подошла совсем не к той полке. Не сразу до нее дошло, что она якобы вдумчиво перелистывает ряд сброшюрованных экземпляров парламентских документов десятилетней давности, но в ошибке признаться не захотела, чтобы снова не попасть в унизительное положение.

В сердцах она стала думать, что бы еще такое сказать, как бы зацепить и унизить молодого нахала; в ее голове одна за другой рождались едкие, высокомерные фразы, но она их отбрасывала, пока не остановилась на одной из них.

– Я была бы вам очень признательна, если бы впредь вы обращались ко мне только в случае крайней необходимости… а сейчас я бы хотела побыть одна.

Она проговорила это, продолжая листать парламентские документы.

Ответа не последовало, и она надменно повернулась.

– Вы слышали, что я сказала? – спросила она. И растерянно замолчала.

В библиотеке, кроме нее, никого не оказалось. Он потихоньку ушел, и она даже не слышала, как щелкнула щеколда.

Он не стал дожидаться, чтобы она милостиво его отпустила… У Стормы даже голова закружилась от гнева. Теперь целая вереница блестящих и хлестких оскорблений дрожала на кончике ее языка, готовая сорваться с него, злость ее была густо сдобрена чувством бессилия и досады.

Надо что-то делать… на чем-то сорвать свою злость; она оглянулась: что бы такое разбить? Но вовремя вспомнила, что это библиотека ее отца, Шона Кортни, и все, что здесь есть, бесценно. И тогда Сторма стала искать в памяти ругательства погрязнее.

– Черт побери! – она топнула ножкой, но этого ей показалось мало, и тут она вспомнила любимое ругательство отца.

– Сукин сын! – прибавила она с рычанием, как это делал отец, и ей сразу стало легче.

Она произнесла его еще раз, и злость испарилась, зато осталось некое новое, удивительное чувство.

В той загадочной области организма, между пупком и коленями, вдруг возник странный жар, взбудораживший и смутивший ее. Встревожившись, она поспешила в сад. Короткие, словно тлеющие, тропические сумерки придавали знакомым деревьям и лужайкам фантастический облик театральной сцены, и Сторма неожиданно для себя побежала по упругому дерну, словно ей хотелось поскорее оставить позади свои новые ощущения.