Преодолевая боль разбитого тела, он изогнулся, и ему удалось ухватиться за перила и подтянуться. Наконец он перевалился через них и рухнул на ступеньки лестницы. Потом встал и на слабых, дрожащих ногах стал подниматься выше.

Оставляя за собой темный кровавый след, Хелена подползла к сложенным в штабель доскам. Штаны военного образца на ней насквозь промокли от сочащейся крови, вокруг нее образовалась кровавая лужа, расползающаяся по помосту. Она бессильно прислонилась спиной к штабелю. Недалеко стоял пулемет на треноге; лицо Хелены выражало крайнюю степень усталости, глаза были закрыты.

– Хелена, – позвал Марк.

Она открыла глаза.

– Марк, – прошептала она в ответ.

Кажется, она нисколько не удивилась. Словно ждала его. Лицо ее было белым как мел, губы словно покрыты инеем, холодная кожа блестела, как лед.

– Почему ты ушел от меня? – спросила она.

Он неуверенно приблизился к ней. Опустившись перед ней на колени, посмотрел на нижнюю часть тела: к горлу подступила горячая волна тошноты.

– Я же тебя очень любила… так любила… – Она говорила совсем тихо, едва дыша, как дышит в пустыне ветерок на рассвете. – Любила… а ты ушел.

Он хотел слегка раздвинуть ей ноги, чтобы осмотреть рану, но не смог заставить себя это сделать.

– Ты ведь больше никуда не уйдешь, правда, Марк? – спросила она, и он едва-едва разобрал ее слова. – Я ведь знала, что ты еще вернешься ко мне.

– Нет, больше я никуда не уйду, – пообещал он, не узнавая собственного голоса.

Слабая улыбка заиграла на ее ледяных губах.

– Прошу тебя, Марк… обними меня. Я не хочу умирать одна.

Он неуклюже обнял ее за плечи, и ее голова прижалась к его груди.

– Скажи мне, Марк… ты любил меня? Любил хотя бы чуть-чуть?..

– Да, – ответил он, – я любил тебя.

Эта ложь легко слетела с его языка. Но тут вдруг между ее бедер с шипением хлынула новая струя крови, ярче и светлее прежнего, – это лопнула поврежденная артерия.

Ее широко раскрытые глаза потемнели, как полночное небо. Лицо стало медленно меняться. Оно словно таяло, как белый воск свечки, слишком близко поднесенной к огню, съеживалось и меняло форму – теперь он видел перед собой лицо мраморного ангела, гладкое и белое, удивительно прекрасное, как лицо мертвого мальчика в далекой стране… и ткань сознания Марка стала расползаться по ниткам.

Он пронзительно закричал… но ни единого звука не вырвалось из его гортани. Это был крик, прозвучавший в самых глубинах его души; ничто не отразилось в его лице, и в глазах не появилось ни слезинки.