– Бог его знает, как долго это продлится, Марион. Ты еще встретишь десятки достойных молодых людей… ты же такая милая, добрая, ты умеешь любить…

– Я буду ждать тебя, – твердо повторила она.

Кажется, она немного успокоилась, черты лица снова обрели обычную приятность, а поникшие плечи расправились.

– Прошу тебя, Марион… Ну что ты говоришь? Это несправедливо, ты заслуживаешь лучшей доли.

Марк отчаянно пытался переубедить ее, вместе с тем понимая, что потерпел страшную неудачу. Но она в последний раз от всей души шмыгнула носом, сглотнула, словно в горло ей попал камень, и от ее несчастного вида не осталось и следа. Она улыбнулась, смаргивая с ресниц последние капли слез.

– Это совсем не важно. Я же очень терпеливая. Вот увидишь, – с довольным видом сказала она.

– Да ты не понимаешь… – Марк пожал плечами с беспомощным отчаянием.

– Нет-нет, я все понимаю, Марк. – Она снова улыбнулась, как снисходительно улыбается мать, глядя на капризного ребенка. – Когда будешь готов, возвращайся ко мне.

Она встала и пригладила помявшуюся юбку.

– Ладно, пошли обедать, нас, наверно, уже заждались.

Место Сторма выбирала с особенным тщанием. Ей хотелось поймать на полотне игру дневного света, облака, бегущие над нагорьем, чтобы одновременно видеть теснину и чтобы центром всей композиции стал этот белый от пены поток падающей воды.

Еще ей хотелось видеть внизу дорогу на Ледибург, но так, чтобы ее не мог заметить праздный наблюдатель.

Она устроилась на краю небольшой площадки, образованной складкой почвы неподалеку от восточного пограничного столба Лайон-Коп, расположившись так, чтобы ее фигурка с мольбертом выглядела как можно более живописно. Но, едва приняв изящную позу – с палитрой в левой руке и с кистью в правой, она бросила взгляд на необъятный простор, увидела лес вдалеке и высокое небо, уловила игру света, золотистый оттенок бирюзового неба, и красота открывшегося перед ней вида захватила ее.

Куда только девалась театральность ее позы… Сторма принялась работать, то и дело склоняясь к палитре, чтобы поточнее оценить правильность оттенка смешанных красок; она двигалась словно храмовая дева, исполняющая перед мольбертом медленный ритуальный танец и приносящая свою жертву богам.

Сторма настолько погрузилась в работу, что отдаленный треск мотоцикла не проник сквозь шелковый кокон сосредоточенности, который она сплела вокруг себя.

Пришла она сюда неспроста: ей втайне хотелось подкараулить Марка. Но когда она заметила его, он уже чуть не проехал мимо. Освещенная мягким золотом вечера, Сторма застыла с высоко поднятой кистью в руке, являя собой картину куда более поразительную, чем сама могла бы создать со всем своим мастерством.