Браконьер путешествовал налегке и передвигался быстро.

В другом тюке Марк обнаружил пятнадцать высушенных на солнце и жестких до хруста шакальих шкур, обладавших прекрасным мехом серебристого, черного и рыжего цвета, и две леопардовых: одна, большая, темно-золотистая, принадлежала самцу, другая, поменьше, – еще не взрослой самочке.

Марк развел костер и бросил в него одеяло, подставку для головы и сумку, с мстительным удовлетворением глядя, как все это на глазах темнеет и начинает гореть. Железный котелок он разбил вдребезги о камень. Потом скатал в рулон сухие шкуры и, вскинув их на плечо, двинулся обратно.

Когда Марк вернулся к леопардовой чаще на берегу реки, уже почти стемнело.

Он сбросил тяжелую связку шкур, которая под конец давила на плечо, как стофунтовый мешок с углем, и недоуменно уставился на останки леопарда.

Его труп облепили большие, с зеленым металлическим блеском мухи. Они откладывали на мертвую плоть яйца, похожие на беленькие кучки вареного риса, но не это изумило Марка. С трупа была содрана золотистая шкура. Содрана аккуратно, со знанием дела, и теперь мертвый зверь представлял собой кусок розового мяса с желтыми полосками жира и белыми узорами связок. Голова тоже осталась голой, морда и скальп были аккуратно сняты; из черепа, как кусочки мрамора, испуганно торчали вылезшие из орбит тусклые глаза, из ушных отверстий выбивались пучки волос, а в застывшем оскале пасти особенно выделялись желтые клыки.

Марк побежал к бревну, служившему якорем. Цепь и капкан исчезли.

Прошла минута, прежде чем он понял, что надо делать дальше. Он бросился вверх по склону к свинцовому дереву. Троянца там не было. Перерезанные острым как бритва лезвием путы аккуратно лежали под деревом.

Троянец, неожиданно освобожденный от пут, отнесся к этому с благодарностью и повел себя вполне предсказуемо. Он пулей помчался через лес домой, к своему грубому стойлу, к ежевечерней порции зерна, к обществу близкого ему по духу старого друга Спартанца.

До основного лагеря было около пятнадцати миль, а уже через пятнадцать минут станет темно.

Седельные вьюки незваный гость снял с дерева и тщательно перебрал их содержимое. Все, что ему не понадобилось, Пунгуш аккуратно сложил на плоском камне. Он явно не был высокого мнения об Уильяме Шекспире, поэтому трагедии великого драматурга решительно отверг; еще он оставил Марку замшевую охотничью куртку, которую ему в последнюю минуту подарила Руфь Кортни.

Зато забрал с собой купленный за целых двадцать пять гиней в лондонском универмаге «Харродс» спальный мешок, который когда-то принадлежал генералу Кортни, с вшитой внутрь влагонепроницаемой и набитой гагачьим пухом подкладкой – прекрасная замена потертому грязному одеялу и деревянной подставке под голову.