Теперь он знал, что искать, и приятное возбуждение сменилось холодной злостью и пониманием, что его жизнь подвергается смертельной опасности.
В мрачной глубине зарослей мелькнуло что-то белое. Несколько секунд он всматривался и наконец разглядел белый, сочащийся каплями сока ствол дерева, ободранный когтями страдающего зверя, длинные и глубокие наклонные отметины на коре. Вокруг сердца змеей обвилась холодная злость и сжала его.
Марк медленно двинулся наискосок, в сторону и немного вперед. Винтовку он теперь держал наготове, у бедер. Сделав еще три шага, снова остановился. На самом краю зарослей он увидел участок с примятой травой. Мягкая земля, черная от лиственного перегноя, была здесь разрыта, словно кто-то перетаскивал с места на место нечто тяжелое, и виднелось влажное красное пятнышко, освещенное пробившимся сквозь заросли солнечным лучом, однако оставалось непонятным, что это: то ли лепесток цветка, то ли капля крови.
Вдруг послышался еще один звук, как будто звякали звенья стальной цепи, которую кто-то украдкой таскал по земле в темноте чащи, наблюдая за подходившим человеком. Теперь Марк знал, где залег зверь; он бочком двинулся в сторону, шаг за шагом, сняв винтовку с предохранителя и держа ее у груди.
Вот снова показалось пятно – неестественно белое, круглая клякса на темном фоне листвы; глядя на это пятно, Марк замер на месте. Тянулись долгие секунды, пока наконец он не понял, что это свежесрезанный ствол дерева, короткий и раздвоенный, толщиной с талию девочки-подростка; срез был настолько свежий, что из него все еще выступали густые, липкие и темные, как вино, капли. Еще он увидел виток где-то украденной проволоки, с помощью которой цепь крепилась к обрубку. Этот обрубок ствола служил неким якорем, который удерживал зверя, не давая ему возможности сделать мощный рывок и освободиться.
Снова звякнула цепь.
Леопард уже находился в двадцати шагах от него. Марк еще не видел его, но точно знал, где он находится, и, отыскивая его взглядом, лихорадочно вспоминал все, что слышал об этом звере, что рассказывал о нем дед.
«Пока он сам не выскочит, ты ни за что его не увидишь, да и то это будет как желтая вспышка молнии, – учил его дед. – Он бьет молча, не предупреждая рычанием, в отличие от, скажем, льва. Подбирается совершенно бесшумно… и еще он не станет вцепляться зубами тебе в руку или в плечо. Он бьет прямо в голову. Про двуногих животных он знает все, охотится чаще всего на бабуинов, поэтому знает, где у тебя голова. Он снесет полчерепа быстрей, чем ты вскрываешь яйцо всмятку за завтраком, а задними лапами вспорет тебе живот. Ты же играл с кошкой и видел, как она скребет задними лапами, когда лежит на спине, а ты чешешь ей брюхо. Вот и леопард делает то же самое, но когти не убирает и выпустит тебе кишки, как цыпленку, да так быстро, что, если вас даже четверо на охоте, трех он успеет убить, пока четвертый будет прикладываться к винтовке».