Марк прикоснулся к открытому глазу, но яростный желтый свет в нем уже угасал, веки животного с красивыми, длинными и густыми ресницами даже не моргнули. Леопард был мертв.
Марк тяжело опустился на мягкую землю рядом с трупом и полез в карман за портсигаром. Спичка в его пальцах так дрожала, что пламя металось из стороны в сторону, словно крылья бабочки. Он погасил ее и отбросил в сторону; ладонью провел по густой и мягкой золотисто-янтарной шерсти зверя, усеянной ярко-черными, похожими на розочки пятнышками – словно некий ангел, сложив вместе кончики пальцев, оставил эти отпечатки на шкуре животного.
– Ну, Пунгуш… какой же ты сукин сын! – снова прошептал он.
Животное погибло из-за этой своей золотистой пятнистой шкуры, которая на деревенском базаре или на какой-нибудь железнодорожной станции, а то и где-нибудь на обочине пыльной дороги будет стоить несколько серебряных шиллингов. Смерть в столь невыносимых муках и страхе – и ради чего? Чтобы из прекрасного животного получился коврик или дамская шубка. Марк снова погладил блестящую шкуру; его собственный страх уступил место злости на человека, который когда-то спас ему жизнь и за которым все эти два месяца он охотился.
Марк поднялся и пошел к закрепленному на конце цепи стальному капкану. Между его безжалостных зубов торчала оторванная нога леопарда. Марк сел на корточки и принялся его рассматривать. Перед ним находился типичный образец капкана, прозванного на африкаансе «слаг истер» – «убивающее железо»: зубья на его челюстях были тщательно подпилены, чтобы, вцепившись в жертву, он не перекусывал ей конечности. Весил капкан не менее тридцати фунтов; чтобы раздвинуть его челюсти и привести механизм в рабочее положение, требовалась прочная палка.
Капкан покрывала копоть – браконьер специально опалил его, чтобы избавить металл от человечьего запаха. Возле зарослей лежал и полуразложившийся труп бабуина – пахучая приманка, неотразимая для большой желтой кошки.
Марк перезарядил винтовку. В нем пылала такая ярость, что, попадись ему сейчас тот, кто это сделал, Марк вполне мог бы пристрелить его, несмотря на то что был обязан ему жизнью.
Вернувшись вверх по склону, он расседлал Троянца и стреножил его кожаным ремешком. Седельные вьюки он повесил на ветки свинцового дерева, чтобы до них не добрались гиена или барсук.
Потом Марк отправился обратно и разыскал на краю чащи следы браконьера. Он понимал, что на муле идти по следу бессмысленно. Браконьер за милю услышит топот этого большого неуклюжего животного и сразу насторожится. А у пешего преследователя есть шанс.