– Пунгуш, – всхлипнул Марк, – я твой человек.

– А я, Джамела, твой, – выдохнул тот.

В гостиничном номере у стенки полукругом сидели четверо. Одежда каждого походила на военную форму: темные кители, застегнутые на все пуговицы, жесткие целлулоидные воротнички, строгие галстуки. Разница в возрасте между ними составляла лет тридцать – один был уже лыс как колено, лишь за ушами торчали седые пучки волос, а у другого на голове красовалась огненно-рыжая шевелюра; у одного из них на орлином носу с горбинкой сидело строгое золотое пенсне, а взгляд другого был открыт и проницателен, как у крестьянина. Однако у всех лица выглядели словно высеченными из камня, как у истинных последователей учения Кальвина, несгибаемых, беспощадных и крепких как гранит.

Дирк Кортни говорил с ними на совсем еще молодом языке, лишь недавно получившем признание в качестве языка самостоятельного, отделившегося от голландского и названного языком африкаанс.

Владел он им превосходно, выражался просто и ясно; слушая его, они светлели лицом, обычная их сдержанность сменялась мягкостью, стиснутые челюсти расслаблялись, как и совсем еще недавно напряженно-прямые спины.

– В этом округе живут одни шовинисты, – толковал им Дирк. – Над каждой крышей развевается британский флаг. Избиратели здесь богатые, землевладельцы, люди, знающие свое дело, и вашей партии здесь ловить нечего.

Он говорил сейчас о парламентском округе Ледибурга.

– На прошлых выборах у вас здесь даже своего кандидата не было, – напомнил Дирк, – не нашлось дураков даром терять свой заклад, и партия Сматса победила легко, у генерала Кортни не было соперников.

Старший из слушателей, в золотом пенсне, кивнул, предлагая ему продолжать.

– Если вы хотите, чтобы в парламенте от Ледибурга сидел ваш человек, вам нужен совсем другой кандидат: это должен быть человек состоятельный, говорящий по-английски – словом, такой, с которым избиратели смогут отождествить себя…

Выступление вышло прекрасным. Дирк Кортни – красавец, жизнерадостный и обходительный человек, прекрасно владеющий разными языками, полностью овладел их вниманием. Расхаживая взад-вперед по устланной ковром гостиной, он время от времени резко останавливался, изящно взмахивал сильной загорелой рукой, чтобы подчеркнуть в речи нужный момент, и снова продолжал ходить. Он говорил в течение получаса, внимательно наблюдая за слушателями, беря на заметку реакцию каждого, оценивая их слабые и сильные стороны.

К концу своего выступления он пришел к убеждению, что все четверо – люди идейные, полностью приверженные принципам своего политического кредо. Они оживлялись только при словах о патриотическом долге и национальных интересах, при ссылках на чаяния народа.