– Их двое, – сказал Пунгуш. – Лев уже немолодой. Я хорошо его знаю. В прошлом году он обитал на португальской территории, на северном берегу реки Усуту. Тогда он еще был один, а сейчас нашел себе подругу.

– А где они перешли реку?

– В районе речки Ндуму – и двинулись на юг между болотом и рекой.

Льву от роду было уже лет пять, и он обладал немалой хитростью, этот поджарый, высокий самец с короткой рыжеватой гривой. На лбу его красовался уродливый шрам, ступать на переднюю правую лапу он старался осторожно: в районе плечевого сустава у него застрял обломок кованой ножки от котелка, когда-то заряженный в старинный мушкет с раструбным стволом, из которого в него стреляли. Люди охотились на него, не давая ему передышки, чуть ли не с тех пор, как он был еще котенком, а теперь он постарел и очень устал.

Реку он переплыл в темноте, пустив впереди львицу; выйдя на берег, они двинулись на юг, спасаясь от охотников, собравшихся утром прочесать заросли вдоль реки. Еще ночью он услышал, как они колотят в свои барабаны, и учуял запах костров. Услышал и нетерпеливый лай собачьей своры. Две или три сотни мужчин одного племени и дюжина португальских метисов с ружьями, которые заряжаются со ствола, и с охотничьими собаками собрались пристрелить хищников потому, что львы убили у них двух тягловых волов на окраине одной из деревень, раскинувшейся по берегу реки. Утром должна была начаться охота, и лев с львицей решили не дожидаться этого и подались на юг.

Самка тоже была крупная, хотя еще совсем молодая и не столь опытная, как самец, зато сильная и понятливая; каждый день она многому у него училась. Шкура ее все еще оставалась чистой – ни единого шрама, ни царапинки от чужого когтя или острой колючки. Рыжевато-коричневая шерсть на ее спине выглядела холеной и блестящей, к животу и к шее этот цвет смягчался до маслянисто-желтого и нежно-кремового.

На ягодицах львицы все еще сохранялись следы пятнышек, какие бывают у детенышей, но в ночь, когда они переплывали Усуту, у нее в первый раз началась течка.

На южном берегу они стряхнули со шкуры влагу; потом лев, тихо храпя, обнюхал ее и, почуяв ее дразнящий, мускусный, с примесью крови запах, задрал голову к звездам, и его спина инстинктивно выгнулась.

Львица повела его за собой по одной из долин, густо заросшей лесом. Они прошли с полмили, и она забралась в самую гущу спутанных зарослей, настоящую крепость, защищенную острыми, в два дюйма, ужасно кривыми колючками, красные кончики которых казались окрашенными кровью.

Здесь на рассвете он покрыл ее в первый раз. Она низко припала к земле, шипела и сердито рычала, но он залез на нее и, кусая ее за уши и шею, заставил подчиниться. После этого она легла с ним рядышком и принялась лизать ему уши, обнюхивала шею и живот; потом отвернулась, игриво подталкивая его задом. А когда он поднялся, она покорно присела, рыча, и ощерилась на него, и он снова быстро забрался на нее сверху.